мифологизированной форме. Уже 4 ноября 1917 г. императрица Мария Федоровна записала в дневнике: «…Зимний дворец наполовину разрушен и разграблен, последнее в особенности касается покоев моего любимого Ники и Алики – какая подлость! Великолепный портрет Ники кисти Серова эти скоты вытащили из рамы и вышвырнули в окно, а когда какой-то мальчик поднял его, желая спасти, негодяи вырвали холст у него из рук и разорвали на куски».980
В контексте мифов о полном разграблении Зимнего дворца особенно значимы воспоминания непосредственного участника штурма Зимнего дворца, американского журналиста Джона Рида. Немаловажным для нас является его свидетельство о том, что одна из колонн восставших, ворвавшись в вестибюль Комендантского подъезда Зимнего дворца, обнаружила деревянные ящики с ценностями, готовившимися к отправке в Оружейную палату Московского Кремля: «Увлеченные бурной человеческой волной, мы вбежали во дворец через правый подъезд, выходивший в огромную и пустую сводчатую комнату – подвал восточного крыла, откуда расходился лабиринт коридоров и лестниц. Здесь стояло множество ящиков. Красногвардейцы и солдаты набросились на них с яростью, разбивая их прикладами и вытаскивая наружу ковры, гардины, белье, фарфоровую и стеклянную посуду. Кто-то взвалил на плечо бронзовые часы. Кто-то другой нашел страусовое перо и воткнул его в свою шапку. Но как только начался грабеж, кто-то закричал: «Товарищи! Ничего не трогайте! Не берите ничего! Это народное достояние!». Его сразу поддержало не меньше двадцати голосов: «Стой! Клади все назад! Ничего не брать! Народное достояние!». Десятки рук потянулись к расхитителям. У них отняли парчу и гобелены. Двое людей отобрали бронзовые часы. Вещи поспешно, кое-как сваливали обратно в ящики, у которых самочинно встали часовые. Все это делалось совершенно стихийно. По коридорам и лестницам все глуше и глуше были слышны замирающие в отдалении крики: «Революционная дисциплина! Народное достояние!»».981
Джон Рид констатирует, что после того, как большевики вошли в Зимний дворец, все входы были блокированы караулами, которые не только не пускали никого во дворец, но и начали вытеснять из Зимнего дворца матросов, красногвардейцев, солдат и прочую случайную публику, которая желала одного – спокойно заняться мародерством. Д. Рид пишет, что из дворца выгоняли всех, предварительно обыскивая.982 При этом «…были конфискованы самые разнообразные предметы: статуэтки, бутылки чернил, простыни с императорскими монограммами, подсвечники, миниатюры, писанные масляными красками, пресс-папье, шпаги с золотыми рукоятками, куски мыла, всевозможное платье, одеяла».983
Когда суета улеглась, американский журналист, как профессионал, не мог не пройтись по дворцу. В парадных залах, выходивших окнами на Неву, он увидел, что «картины, статуи, занавеси и ковры огромных парадных апартаментов были не тронуты. В деловых помещениях, наоборот, все письменные столы и бюро были перерыты, по полу валялись разбросанные бумаги. Жилые комнаты тоже были обысканы, с кроватей сорваны покрывала, гардеробы открыты настежь… В одной комнате, где помещалось много мебели, мы застали двух солдат, срывавших с кресел тисненую испанскую кожу. Они сказали нам, что хотят сшить из нее сапоги. Старые дворцовые служители в своих синих ливреях с красной и золотой отделкой стояли тут же, нервно повторяя по старой привычке: «Сюда, барин, нельзя… воспрещается…»».984 Журналист вбежал во дворец с первыми штурмующими колоннами во втором часу ночи, а покинул его в четвертом часу утра. На «душевный» грабеж у штурмующих просто не было времени. Да, конечно, в октябре 1917 г. Зимний дворец понес утраты, но при этом следует подчеркнуть, что шедевры Императорского Эрмитажа, включая предметы из Галереи драгоценностей, остались нетронутыми. Напомним, что ценности Бриллиантовой комнаты эвакуировали из Зимнего дворца в Москву еще в середине сентября 1917 г.
Возвращаясь в день сегодняшний, мы прекрасно помним, как грабились правительственные учреждения в ходе различных «тюльпановых», «оранжевых» и прочих цветных революций. Все это бестрепетно списывалось «демократическими кукловодами» на издержки «революционного энтузиазма масс». Конечно, шедевры Эрмитажа и сокровища Зимнего дворца – это не украденные ксероксы-принтеры, но тем не менее, большевики в ходе переворота в октябре 1917 г. проявили недюжинные организаторские способности, введя пресловутый «революционный энтузиазм» в управляемое русло.
Пострадали и дворцы в пригородах Петербурга. Правда, приводя фрагменты воспоминаний очевидцев этих эксцессов, следует делать очень серьезную поправку на политизированность того времени, когда авторы многочисленных воспоминаний, осознанно или неосознанно работали на миф «о зверствах большевиков». Так, хранитель Гатчинского дворца-музея граф В.П. Зубов в отчете за 1918 г. писал: «в ночь с 1 на 2 ноября, после исчезновения А.Ф. Керенского, в Кухонное каре дворца прибыло около 400 матросов, а вскоре появились солдаты и красногвардейцы и сразу же начался длившийся более недели разгром дворца, ломалась ценная мебель, отрезались занавеси, пачкались царапались и резались картины, взламывались двери».985 Если привести не литературный, а документальный список утрат Гатчинского дворца в ноябре 1917 г., то он сводился к следующему: «Был изрезан портрет Елизаветы Петровны, украден эскиз работы Рубенса «Сусанна и два старца». Всего украдено три картины и три миниатюры, несколько вышивок конца XVIII века, украдены золотые часы и золотой портсигар Александра II и еще ряд предметов. В целом же все движимое имущество дворцов удалось сохранить».986 Хотелось бы обратить внимание читателей на последнюю фразу документа: «В целом же все движимое имущество дворцов удалось сохранить». Это очень показательная фраза, которая полностью перечеркивает «литературные» воспоминания о том, как несколько сотен революционных солдат и матросов грабили Гатчинский дворец. Кроме этого, эскиз Рубенса мог привлечь внимание только знатока, а отнюдь не малограмотного матроса или неграмотного солдата. Следует помнить, что слова «об издержках» любой революции – это не красивый оборот, а реальность. Такая же реальность, как разграбление сокровищницы французских королей в ходе Великой Французской революции.
Взятие власти в Москве большевиками было связано с серьезными боями и артиллерийским обстрелом Кремля. Однако ценности, хранимые в Оружейной палате, никак не пострадали. Часть интеллигенции во главе с A.M. Горьким крайне болезненно восприняла факт артиллерийского обстрела Московского Кремля. Поэтому для выявления урона архитектурным памятникам Кремля из Петербурга в Москву выехала специальная комиссия.
В состав комиссии, отправившейся в Москву, вошел главный хранитель Эрмитажа академик Я.И. Смирнов. Одной из главных задач академика было выяснения степени сохранности коронных драгоценностей. После осмотра Оружейной палаты Я.И. Смирнов телеграфировал в Смольный уже по дороге домой: «Все цело».987
Надо сказать, что большевики в условиях полного развала армии на фронте моментально возобновили вывоз художественных ценностей из Петрограда в Москву. Прежде всего в Москву вывозили самое разное дворцовое имущество. Руководил операцией «по сосредоточению ценностей из дворцов Петрограда» гражданский комиссар Кремля П.П. Малиновский. К середине ноября 1918 г. в Москве в Кремлевском дворце собралось значительное количество самого разнообразного императорского и великокняжеского имущества.
Конечно, при эвакуации сокровищ, которыми Петроград был буквально «набит», «потери» оказались огромными. Случалось и обычное разгильдяйство, было и традиционное воровство.
Например, комендант Московского Кремля балтийский матрос П.Д. Мальков упоминает, что после переезда советского правительства в Москву ему на вокзале буквально навязали ящик Наркомата иностранных дел, в котором были «золотые кубки, позолоченные ложки, ножи и еще что-то в этом роде». Выяснилось, что это банкетные сервизы Наркомата иностранных дел. Ящик, в котором они находились, при разгрузке эшелона просто забыли. Мальков забрал ценности в Кремль и после того, как за ними так никто и не явился, он сдал ящик в Оружейную палату.988 То, что Мальков взял ящик с золотой посудой – это случайность, закономерностью была бы его бесследная пропажа…
После начала Гражданской войны в России и даже после переезда Совета народных комиссаров в Москву (март 1918 г.), большевикам было не до императорских регалий и коронных бриллиантов. Поэтому, вплоть до весны 1922 г. восемь ящиков с регалиями и коронными бриллиантами, благополучно пролежали в Оружейной палате, заваленные другими ящиками, перевезенными из Петрограда в сентябре 1917 г.
Решение об использовании «ювелирного потенциала» Оружейной палаты стало частью политики советского правительства в 1921 г. К этому времени, после взятия белого Крыма в ноябре 1920 г., фактически закончилась Гражданская война. В 1921 г. советская власть оказалась перед лицом острейшего политического кризиса, проявившегося в Кронштадтском восстании и восстании крестьян в Тамбовской
