— А что за послание–то? — поинтересовался он громким шепотом.
— Я должна передать его лично мэру, — ответила удивленная Лина.
— О, конечно, конечно, — поспешно сказал Сноуд, и дверь снова захлопнулась.
Странно как–то он себя ведет, подумала Лина. Наверное, недавно на этой работе.
Когда–то приемная, несомненно, выглядела весьма импозантно, но сейчас всюду были видны следы запустения. Стены, выкрашенные в темно–красный цвет, были усеяны коричневатыми заплатками в тех местах, где старая краска облупилась. Пол устилал безобразный бурый ковер, а во главе большого стола стояло кресло, обитое красной тканью, при одном взгляде на которую хотелось почесаться. Рядом стояли несколько стульев и кресел поменьше. Посреди стола лежала огромная «Книга города Эмбера», гостеприимно раскрытая и словно приглашавшая посетителя прочитать пару страниц. На стенах красовались портреты всех мэров Эмбера со дня основания города; мэры, насупившись, смотрели на Лину.
Лина уселась в красное кресло и стала ждать. Не было слышно ни звука. Нигде не было ни души. Скоро девочке надоело сидеть, и она пошла бродить по комнате. Склонилась над книгой и посмотрела, на какой странице та открыта: «Пусть у граждан Эмбера и нет роскошных вещей, но предвидение создателей, наполнивших наш склад в начале времен, обеспечило нас всем в достатке, а ничего кроме достатка и не ищет подлинно мудрый».
Лина перевернула несколько страниц. «Часы на башне ратуши, — читала она, — отмеряют часы ночи и часы дня. Да не будет им позволено прекратить свой бег. Ибо как мы узнаем без часов, когда взрослым следует приступать к трудам, а детям — вставать в школу? Как распорядитель света поймет, когда возжигать фонари и когда гасить их? Пусть же хранитель времени заводит часы каждую неделю, и пусть он ежедневно меняет дату в календаре на Хакен–сквер. И да исполняет хранитель времени свой долг неукоснительно».
Лина прекрасно знала, что на самом деле хранители не всегда бывают такими добросовестными, как учит книга. Она слышала истории об одном из них, жившем много лет назад. Он все время забывал менять табличку с датой на публичном календаре, и там, говорят, несколько дней подряд могло быть написано «среда, неделя 38, год 227».
Случалось даже, что хранители забывали завести часы, и те внезапно останавливались днем или среди ночи. И далеко не сразу кто–нибудь спохватывался, что ночь выдалась уж очень длинная. В результате теперь никто не знал точно, какой сегодня день недели, а уж тем более сколько лет прошло со дня основания города. Считалось, что на дворе 241 год, но на самом деле это мог быть и 245, и 239, и 250–й…
Но пока колокол на башне мерно отмечал каждый час, пока фонари загорались и гасли более или менее регулярно, время не имело особого значения.
Лина оставила книгу и стала разглядывать портреты мэров. Седьмой мэр, Подд Мортварт, был ее прапрадедушкой. Или прапрапра? Она не помнила точно, сколько там этих «пра» — в общем, это был ее далекий предок. Он выглядит довольно мрачным, подумала Лина. Впалые щеки, уголки рта печально опущены, да и взгляд какой–то потерянный. Лине больше нравился портрет четвертого мэра — Джейн Ларкетт, с ее безмятежной улыбкой и пушистыми черными волосами.
Кстати, где же мэр Коул? За дверью не было слышно ни звука. Они что, забыли про нее, что ли?
Лина подошла к двери, за которой скрылся охранник, приоткрыла ее и увидела лестницу, ведущую куда–то наверх. Раз уж она все равно зря теряет здесь время, может, посмотреть быстренько, что там такое? На следующем этаже была еще одна дверь. Девочка осторожно толкнула ее, дверь оказалась не заперта. За дверью тянулся длинный коридор. Нигде не было ни души. Она закрыла дверь и стала медленно подниматься еще выше. Ее шаги по скрипучим деревянным ступеням отдавались гулким эхом, и она побаивалась, что кто–нибудь услышит ее и ей попадет. Вне всякого сомнения, ей не полагалось здесь находиться. Но никто не появлялся, и Лина продолжала подниматься все выше.
Ратуша была единственным трехэтажным зданием во всем городе. Лина всегда мечтала подняться на ее крышу и посмотреть на Эмбер сверху. Может быть, оттуда можно заглянуть даже в Неведомые области. Если сияющий город ее грез и в самом деле существует, он должен находиться где–то там.
Лестница кончалась у двери с табличкой «Крыша». Лина толкнула дверь, и прохладный воздух овеял ее лицо. Она стояла на плоской каменной кровле, в десяти шагах слева громоздилась часовая башня.
Она подошла к краю крыши. Отсюда открывался вид на весь город. Прямо под ней расстилалась Хакен–сквер, полная людей. Оказывается, если смотреть сверху, все кажутся толстыми и коренастыми. Вдали за площадью освещенные окна домов образовывали шахматный узор — черные и желтые клетки, ряд за рядом. Она попыталась рассмотреть, что там дальше, за домами, за улицами, за окнами. Неведомые области? Ничего не было видно. Кругом огни города, насколько хватало глаз, — вдалеке они расплывались и мерцали в дымке. Но за ними не было ничего, кроме тьмы.
Вдруг она услышала какой–то шум внизу на площади.
— Смотрите, — зазвучал чей–то пронзительный голос, — на крыше кто–то есть!
Несколько прохожих остановились и стали глазеть на нее.
— Кто это? Что она там делает? — крикнул кто–то.
Скоро на ступенях ратуши собралась целая толпа зевак. «Они видят меня!» — подумала Лина, и ей почему–то стало весело от этой мысли. Она помахала людям на площади и сделала несколько па из «пляски жуков», которую они с Лиззи разучивали для городского праздника танца. Внизу засмеялись и захлопали. Поднялся шум.
Внезапно дверь позади нее распахнулась, и здоровенный охранник с большой клочковатой бородой схватил Лину за локоть.
— Стоять! — приказал он, хотя девочка и не собиралась никуда бежать. — Что ты здесь делаешь?
— Ой, я такая любопытная! — сказала Лина самым невинным в мире голосом. — Я просто хотела посмотреть на город с крыши.
Она прочла имя на бляхе: «Редж Резун, старший страж».
— Любопытство до добра не доводит, — про ворчал Резун.
Он подошел к краю крыши и осторожно глянул вниз. Толпа на ступенях стала еще больше.
— Так–так. Значит, беспорядки устраива ем? — с угрозой протянул старший страж.
Он подтолкнул Лину к двери и почти насильно потащил ее вниз по лестнице. В приемной их ждали. У стены с убитым видом стоял охранник Сноуд, у него безостановочно двигалась из стороны в сторону челюсть. В красном кресле сидел мэр Коул.
— Причина беспорядков — ребенок, господин мэр, — отрапортовал Резун.
Мэр вгляделся в лицо Лины.
— Я помню тебя! — сказал он. — День предназначения! Стыдно! Не успела начать работать, а уже позоришь себя!
— Я не собиралась устраивать беспорядки, — жалобно произнесла Лина. — Я просто искала вас, чтобы передать вам сообщение.
— Может, отправим ее в арестантскую на пару дней? — кровожадно предложил старший страж.
Мэр минуту прислушивался к своим мыслям, потом помотал головой.
— Ладно. Что за сообщение? — спросил он и нагнулся к Лине, чтобы она могла передать послание прямо ему в ухо. Она почувствовала, что от мэра пахнет разваренной репой.
— Доставка в восемь, — прошептала Лина. — Доставит Лупер.
Мэр едва заметно улыбнулся. Затем повернулся к охранникам.
— Всего лишь детская шалость, — сказал он. — На этот раз отпустим ее с миром.
И, обращаясь к Лине, строго добавил:
— Впредь веди себя хорошо.
— Слушаюсь, господин мэр, — ответила Лина.
— А ты, — сказал мэр младшему стражу, грозя ему своим толстым пальцем, — следи за посетителями… более… тщательно.
Бартон Сноуд заморгал и кивнул.
Лина выбежала за дверь. Люди на ступенях ратуши все не расходились. Многие зааплодировали, когда Лина вышла. Но некоторые осуждающе качали головами. «Озорство! Что за позерство! Ты что, демонстрируешь, что лучше всех?» — услышала Лина. Внезапно она почувствовала смятение. Она вовсе не
