Мы можем сказать, что просветление Сэппо было результатом не столько слов Ганто, вполне обычных по своему звучанию, сколько медитации, которой он так настойчиво занимался. Подобно этому, стихотворение Мильтона
Однажды Токусан со своими тарелками направился из зала для медитации к трапезной.[93] Сэппо сказал ему:
— Колокол еще не звонил и в барабан еще не били. Куда вы направляетесь со своими тарелками?
Токусан вернулся в свою комнату. Сэппо рассказал об этом Ганто, и тот ответил:
— Хотя он и великий мастер Токусан, но все же он еще не познал сокровенную истину, последнее слово дзэн.
Услышав об этом, Токусан отправил послушника позвать Ганто, и когда тот пришел, спросил у него:
— У тебя есть что мне сказать?
Ганто шепотом сказал ему. Не ответив ни слова, Токусан вышел. На следующий день, поднявшись на кафедру, Токусан был не таким, как раньше. Ганто направился к залу для медитации. Хлопая в ладоши и смеясь, он сказал:
— Какое счастье! Наконец-то старик постиг последнее слово дзэн. Теперь никто уже не сможет упрекнуть его!
Этот коан следует признать неудачным, потому что известно столько интерпретаций, сколько есть интерпретаторов. Дзэн начинается там, где интеллект заканчивается, в этом не может быть никаких сомнений. Мы должны прыгать с верхушки тридцатиметрового столба (см. случай XLVI), а не с копны соломы или ваты.
Иноуэ Сютэн в своем издании
Дзимбо Нётэн в своей книге говорит, что Ганто шепнул Токусану «последнее слово дзэн», который па следующее утро проснулся более мудрым, чтобы не сказать пристыженным. Однако это делает историю бессмысленной, особенно когда мы не знаем, что Ганто сказал Токусану. Если бы Гамлет читал свои монологи про себя, можно было бы не ходить в театр.
Танигути Масахару в своей книге делает из истории поучение, смысл которого в том, что нужно уважать пожилых людей. Като Тоцудо приводит большое количество противоречивых толкований этого коана, и сам при этом не приходит ни к какому конкретному мнению. Ямасита Гёкай изменяет название своей книги
Ийда Тонн объясняет историю следующим образом. Сэппо думает, что посадил Токусана в галошу, потому что тот кажется рассеянным и не отвечает на его (риторический) вопрос. Ганто понимает ошибку Сэппо, но, чтобы его проучить, соглашается с ним. Ганто объясняет Токусану, что он задумал. На следующий день Токусан дает необычную проповедь (не сказав на ней ни слова или чем-то другим удивляя собравшихся), после чего, с иронией в адрес Сэппо, Ганто говорит, что теперь никто не может упрекнуть Токусана. Ганто желает донести до Сэппо, что «последнее слово дзэн» не имеет ничего общего со стремлением превзойти учителя или с его уровнем постижения.
Асахина Согэн в своей книге говорит практически то же самое. Сяку Соэн, посвятив четыре страницы описанию
В конце концов нам не нужно решать, какое из этих объяснений самое верное. Мумон знал, как и мы, а возможно, даже лучше нас, что этот случай допускает много интерпретаций. Перед нами взаимоотношения трех монахов разного возраста и характера. Все они более или менее просветлены, и, что еще важнее, более или менее человечны. Мы получаем представление о том, что происходило внутри дзэнского монастыря в Китае в IX веке, о вражде и междоусобных (духовных) войнах, которые шли в его стенах. Мы видим сплетни и лесть, вечные колебания между формальностью и эксцентричностью, взаимоотношения «отцов и детей» и в то же время серьезную несерьезность и веселую настойчивость. Дух дзэн с его основным принципом «один-ноль в пользу истины» не имеет аналогов в европейских монастырях. Для дзэн проблема в том, как победить, не умаляя других. Мумон, надо полагать, хотел, чтобы мы пресытились догадками о том, кто прав, Токусан, Ганто или Сэппо, и перестали навешивать ярлыки.
Что касается последнего слова дзэн, то о нем не имеют понятия ни Ганто, ни Токусан. Если пристально присмотреться к ним, можно увидеть, что это всего лишь куклы.
Огонь не может обжечь огонь. Меч не может ранить себя. Когда вы пытаетесь объяснить шутку, у вас получается еще одна. Последнее слово дзэн неотделимо от того, кто его произносит. Куклы были изобретены в Китае три тысячи лет назад. Они представляют людей, но Токусан, Ганто и Сэппо — сами по себе куклы. Кто же не кукла? В Библии говорится, что человек сделан по образу и подобию Бога, но если мы будем считать его Ликом Божьим, как у Экхарта, возникает вопрос, как человек может быть образом невообразимого? Мумон желает, чтобы мы ответили на этот невозможный вопрос и, отвечая на него, стали бездонной пропастью, лишились образа, мысли, эмоций, красоты, смертности, истины — а также пустоты и бесстрастности.
«Обычный человек — это Будда». Это первое и последнее слово дзэн. Но они одинаковы; это одно и то же слово. Когда мы говорим это, чтобы объединить их, наши слова разъединяют их. Верно, что они — одно и то же, но лишь тогда, когда мы живем этим, а не говорим об этом. Таким образом, Токусан и Ганто понятия не имеют о последнем слове дзэн. Мумон говорит, что эти два слова являются не одним словом, а двумя. Это также верно. Два есть одно, не два. Два есть два, не одно. Почему Мумон избрал второе из этих в равной мере истинных, в равной мере противоречивых утверждений? Потому что оно более верно, чем не менее верное первое утверждение. У Шелли читаем: «Единство пребывает, множественность изменяется и уходит». Однако множественность есть множественность, и Стивенсон говорит: