Глава 5
Начало следующего утра я провела дома. Чтобы не терять времени, я позвонила Ксении и попросила ее зайти. Во-первых, для того, чтобы уточнить несколько моментов, во-вторых, и от этого никуда не денешься, — получить от нее деньги за продолжение своего расследования.
Ксения явилась на этот раз без Данилы, и мне показалось, что она была чем-то расстроена. Впрочем, она и при первой встрече не улыбнулась ни разу. Это было, наверное, объяснимо, потому что она переживала смерть матери. Но сегодня девушка была еще более озабочена, чем прежде.
— Ксения, у меня к тебе вопрос относительно, скажем так, личной жизни твоей мамы, — осторожно начала я.
Шувалова пожала плечами.
— Я же говорила, что у нее никого не было, — тихо проговорила она.
— А вы не знаете человека по имени Валентин?
Ксения отрицательно покачала головой.
— И никогда не слышали о нем?
И дочь своим кивком снова подтвердила, что ничего не знает о личной жизни матери.
— А откуда всплыло это имя? — поинтересовалась она.
— Об этом сказал мне твой дядя, — ответила я.
— Дядя может наплести что угодно, вы же знаете, как он относился к маме, — нахмурилась Ксения. — Кстати, как он себя вел?
— Нормально, по сути дела, подтвердил свое алиби, — ответила я.
— Но он мог сделать это не сам, а через кого-то. — Ксения, по-видимому, поверила, что именно дядя виноват в смерти матери, и подталкивала меня к этой версии.
— Я все проверю, ты не волнуйся, — поспешила я успокоить ее. — И все-таки вспомни насчет Валентина — может быть, просто забыла, слышала или видела мимолетно.
— Я посмотрю, конечно, в ее вещах, в письменном столе, может быть, что-то и найду, но скорее всего вряд ли… — после задумчивой паузы пообещала мне Ксения. — Ну а дядя — неужели вы думаете, что он не виноват?
— Пока расследование не завершено, ничего с уверенностью сказать нельзя, — терпеливо ответила я. — Версия дяди еще будет отрабатываться.
Я ничего не стала говорить Ксении насчет нашего с Костиным плана по поводу судьи Антипова — это, в конце концов, мое дело, куда направлять основные усилия. Но по общему настроению Ксении я поняла, что она не очень удовлетворена моей работой. Впадать по этому поводу в меланхолию я, конечно, не стала, списав поведение заказчицы на девичий максимализм. Втемяшилось ей в голову, что дядя виноват, — и никакие аргументы против не подействуют. Просто нужно найти настоящего виновного.
Кстати, мне неожиданно пришла в голову мысль, что Ксения — достойная дочь своей мамы. Про Тамару Аркадьевну тоже высказывались в том смысле, что она была весьма упрямой особой.
— А про типа по фамилии Рогожкин тебе ничего не известно? — вспомнила я вчерашний разговор с Гладилиным.
— Нет, — подумав, ответила Ксения. — А кто это такой?
— Человек, который был осужден твоей матерью и грозился отомстить за это, — ответила я.
— Нет, — твердо сказала Ксения. — Мне ничего о нем не известно…
— Ну что ж, тогда у меня все, спасибо, — развела я руками и вздохнула.
Ксения чуть помедлила. Было понятно, что ей пора уходить. Но она, видимо, не решалась, формулируя внутри себя фразу, с которой хотела ко мне обратиться. Я почему-то подумала, что это будет нечто напоминающее историю с пресловутым дядей. Но Ксения после паузы задала мне совсем уж формальный вопрос:
— Так, значит, вы продолжите расследование?
— Конечно, не волнуйся, — улыбнулась я.
Шувалова встала и направилась к выходу своей вкрадчивой походкой. На этом, собственно, наш разговор и закончился.
Единственное, что уже в прихожей, когда она обувала босоножки и я снова невольно обратила внимание на ее выдающийся вперед большой палец на ноге, я поинтересовалась, как у нее дела, — чтобы хоть как-то расшевелить ее. Но она нахмурилась еще больше и тихо ответила, что нормально. Я не стала настаивать — в конце концов, я не психолог, чтобы заниматься реабилитацией таких, видимо, слишком впечатлительных девушек, как Ксения, по поводу ее личных проблем. Я и на прощание не дождалась от нее улыбки.
Я снова осталась одна. Коротать мне время в одиночестве, как выяснилось чуть позже, долго не пришлось. Вскоре раздался звонок. На проводе был возбужденный Костин:
— Таня, только что началось заседание. Все здесь на месте, и Гаршин-старший, и ваш старый знакомый. Антипов, как мне кажется, нервничает. Наверняка слухи до него уже дошли.
— Спасибо, я сейчас подъеду, — поблагодарила я.
На машине добраться до здания суда — это десять минут. Свой «приемник» я включила еще дома, но, кроме шума и неясных звуков, ничего слышно не было — все-таки расстояние для качественного приема сигнала великовато. А уже при подъезде к суду я начала различать в наушниках сначала отдаленный голос, в котором признала баритон Льва Романовича Лисицкого, а потом и совершенно четкий басок самого Антипова:
— Благодарю вас. Обвинение, ваш вопрос!
Итак, из этого следовало, что Антипов находился в зале заседания и вел процесс. Теперь, если все так, как сообщил мне Костин, и если до Антипова действительно дошли слухи, он должен как-то среагировать. А может, и никак не среагирует, и мне придется ждать пяти часов вечера — ведь именно на это время он назначил мне вчера аудиенцию.
Припарковав машину напротив здания суда, я слушала прямую трансляцию из судебного зала. Вокруг «храма Фемиды» продолжали тусоваться неформалы из группы поддержки писательского гения, обвиняемого в подрыве государственного строя. Но они меня практически не отвлекали, я была полностью поглощена тем, что слышала в наушниках.
И первый час, откровенно говоря, я скучала. Голоса свидетелей, адвоката, прокурора прослушивались плохо, а Антипов был немногословен, ограничиваясь протокольными фразами: «Протест отклонен», «Займите свое место», «Спасибо» и прочее. Скорее всего повторялся вчерашний сценарий — заслушивали свидетелей, впечатлительные дамочки млели от тембра голоса Льва Романовича Лисицкого, судья выступал в строгой маске, а подсудимый с голодными глазами все так же молил мир о дозе. Да, забыла про конвойных — ну те наверняка так же тоскливо думали о том, как задолбал их этот процесс. А может, и вообще ни о чем не думали.
Я чуть было не задремала под неясный шум в наушниках. В моей голове даже родилась бредовая идея: вот бы сконструировать все таким образом, чтобы в одно ухо говорил Антипов, а в другое лилось что-нибудь музыкальное, скажем, из репертуара «Европы-Плюс». Но… Всерьез этого делать нельзя, в любой момент события могли круто измениться.
Наконец я услышала, что объявлен перерыв. В наушниках раздался шум задвигаемых стульев, кашель и прочие звуки.
Прошло еще минут десять, заполненных пустыми разговорами Антипова со своими коллегами, а также паузами, такими, как шуршание какой-то бумаги и шум, извиняюсь, сливного бачка — судья, по всей видимости, посетил уборную. Как вдруг совершенно отчетливо на фоне этих туалетных звуков я услышала:
— Алло, это Антипов. Есть разговор, срочный. Где можем встретиться?.. Нет, не здесь, это исключено… Когда?.. Да, нормально…
И связь отключилась. «Черт побери, ну почему он не переспросил, где и когда?» — подумала я.
