музыкального центра. Должно быть, шеф любит расслабляться в тишине и покое.
— Шикарно. В такую жару только в водичку окунаться. — Я лукаво подмигнула вспотевшему Игорю Ефимовичу. — Я хочу исследовать дно водоема.
— Если настаиваете. — Шеф силился понять, смеюсь я или нет. — Нам выйти?
— Оставайтесь, — великодушно разрешила я. — Зажмурьтесь и не подглядывайте.
— А подслушивать и ощупывать можно? — Виктору собственная шутка понравилась, а мне нет. Именно потому, что была шуткой.
Минут пятнадцать я бродила по «комнате утех», заглянула в душ, в туалет, полюбовалась на финскую сантехнику, спустила пару раз воду, распылила освежитель, полистала валявшийся на бачке журнал. Чудесно провела время. Шеф и Виктор поначалу ходили за мной по пятам, заглядывая через плечо. Потом притомились, уселись на диване и завели беседу на чисто мужские темы. Внезапно возникнув перед ними, я еле удержалась от того, чтобы дать обоим хороших пинков. Типичные мужчины — треплются, а женщины за них работают. Не бесплатно, само собой, но даром от меня кирпича на голову не дождешься. Поэтому и не пнула.
— Подъем, алкоголики и тунеядцы! Точнее, спуск.
— Куда?
— В тундру ягель собирать.
— Ты хочешь попасть в подсобку, где Олег гримировал трупы? — проявил феноменальную сообразительность Виктор.
— Хвалю. Возьми с полочки гамбургер, оближи горчицу и положи обратно.
Виктор удивленно огляделся, затем хмыкнул:
— «Девять с половиной недель» насмотрелась?
Ах, Штирлиц! Если бы ты брякнул это днем раньше или хоть часа два назад, я бы предложила проверить мои способности. А сейчас я повернулась и пошла прочь, гордая и независимая. Единственной приятной мелочью за утро было наше прохождение мимо «стеклянных барышень». С безумно занятым и неприступным видом они щелкали по клавиатуре компьютеров со скоростью двести знаков в минуту. Шеф и Виктор не обратили на них внимания и направились к коридору. Я остановилась прямо напротив их будки:
— Игорь Ефимович, отчего вы не выгоните этих бездельниц?
— Но, Танечка… — опешил шеф. Мысли его я легко прочитала: ультиматум из вредности, или она их в чем-то подозревает? Полная тишина повисла на несколько минут. Я наслаждалась.
— Или сократите им зарплату. Втрое. Все равно толку от них никакого.
Я победоносно удалилась, представляя, что сейчас переживают мерзавки. Последнее слово осталось за мной, и они наложили в свое красивое французское белье. Мы прошли по коридору почти до выхода во двор, затем спустились по лесенке и остановились перед тремя запертыми железными дверями. Шеф открыл левую, и мы вошли. В помещении стоял специфический запах человеческой плоти, красок и химикалий. По стенам шкафы, посередине два пустых стола. Над ними огромная лампа, какую используют хирурги при операциях. Меня заинтересовали внутренности одного из шкафов: длинные тонкие щипцы и крючки, пряные травы в фарфоровых чашечках.
— Мумифицируете? — поразилась я.
Шеф засмущался.
— У нас солидное заведение, широкий комплекс услуг.
Я обошла комнату, постукивая пальцами по столам в центре. В результате с них поднялось облачко розовой душистой пудры и застыло в воздухе, не желая опускаться.
— Все сохранено в том виде, в каком обнаружили после похищения?
Шеф развел руками:
— Сами понимаете, гроб с телом пришлось отдать родственникам и похоронить.
— Тогда, Игорь Ефимович, ваше личное присутствие больше не требуется. Предупредите своих сотрудников, мы немного пошастаем по агентству, а они пусть будут готовы отвечать на наши вопросы.
— Зайдете перед уходом?
— Посмотрим, но в курсе дел держать будем. — Мы обменялись телефонами. — Не беспокойтесь. В бассейне поплавайте, коньячку выпейте. Найду я ваши документы.
— Откуда такая уверенность? — шеф хотя и держался огурчиком, но было заметно — устал и опечален.
— Профессиональное чутье, — улыбнулась ему я.
Мы распрощались, и он побрел в свои покои. Расставшись с шефом, я опять обежала рабочую комнату Олега. Мое нутро, закаленное на куда более изощренных и неразрешимых загадках, настойчиво твердило мне: не спеши уходить, решение должно быть здесь, где-то рядом, просто ты его пока не видишь.
Вскоре я начала грустить среди мрачных шкафов с непонятным или, еще хуже, знакомым содержимым. Постояла на пороге, оглянулась с надеждой: вдруг осенит? Бесполезно. Мои маленькие серые клеточки, как говаривал Пуаро, ушли в отпуск, не выдав напоследок ни одной светлой идеи. Виктор смотрел сочувственно. Я уже собиралась ляпнуть ему очередную грубость, пошлость или просто шутку, но тут в животе у меня громко и раскатисто заурчало. Не ожидала я такой подлости от собственного желудка, но, коли мозги отказывают, доверять остальному неразумному организму смешно.
— Проголодалась? — Виктор захлопнул за мной дверь.
— Ага. — Он угадал, хотя урчание моего брюшка означает также смертельный испуг и переизбыток газов после разных экзотических блюд, гороховой каши, например.
— Поехали, поедим.
— Я не могу думать о еде в такой момент, — сложно передать словами лихорадочное возбуждение, охватившее меня.
— Время терпит.
— Дорога каждая минута.
— У тебя появились новые соображения?
— Пока нет, но я жду не дождусь.
— Ты не хочешь ими поделиться? — Могу поклясться, в его голосе звучала обида.
— Витя, послушай…
Он не дал мне договорить.
— Скажи честно, я тебе мешаю?
— С чего ты взял?
— Зачем великой сыщице Татьяне Ивановой, которая никогда не ошибается и не проигрывает, обыкновенный и ничем не примечательный охранник?
Сказала бы я, зачем…
— Витенька. — Я взглянула в его прекрасные глаза. — Нравится тебе это или нет, ты прежде всего мой друг. Надоело — не держу, можешь бросить меня и идти на все четыре стороны.
Штирлиц посопел, но слово «бросить» приковало его к полу. Предавать он не умел.
— Один на один с совершенно неизвестным противником, имея в тылу сквалыгу шефа и его бандюг, мне не выстоять. — Хорошая, качественная ложь, в которую мужчины предпочитают верить без оглядки.
— Ты хотя бы догадываешься, с кем нам предстоит иметь дело?
— Не переоценивай меня. Я знаю то же, что и ты. Пропавшие документы многие мечтали бы заполучить. Не напрягаясь, могу вспомнить тройку-четверку странных кончин больших людей нашего города.
— Да, подозреваемых — море.
— Надо выяснить, с кем из них имел связь Олег.
— Олег — не вор.
В который раз слышу это утверждение? В пятисотый? Вот упрямец!
— Пойми! Речь не о деньгах. Они ему, допустим, были не нужны. Но шефовы бумажки, дискеты, кассеты — свидетельства преступлений — дали бы Олегу огромную власть, — я разгорячилась.
