находились адмирал и многие из его офицеров, чтобы понять, какое впечатление должно было произвести на них известие о появлении японских истребителей в европейских водах. Это известие исходило от одного лица, которое называло себя Гартинг, но чьё настоящее имя было Ландезен, анархист в прошлом, который поступил на службу русской полиции, а позже сделался начальником тайной русской полиции в Париже. Он несколько раз приезжал в Копенгаген и сообщал мне о появлении японских истребителей в европейских водах. Не доверяя ему, я собрал сведения по этому вопросу и вскоре убедился в фантастичности его сведений, причём единственной целью, которую он преследовал, было получение возможно большей суммы денег от русского правительства. Я считал своим долгом сообщить об этом кому следовало в России, но мои предупреждения остались тщетными.
Несколько времени спустя я получил показания одного очевидца, который сопровождал адмирала и, покинув флот в Танжере, вернулся обратно в Копенгаген. Его показания были пересланы мною русскому правительству, которое отказалось верить им, и продолжало питать доверие к версии адмирала Рожественского.
В конце концов, французское правительство, воспользовавшись своими дружескими отношениями как с Россией, так и с Англией, настояло на мирном разрешении конфликта, что привело, согласно Гаагской конвенции 1899 г., к образованию следственной комиссии, составленной из французских, американских и австрийских делегатов, которая работала в Париже под председательством адмирала Фурьеве. Очень обстоятельный доклад этой комиссии совершенно определенно устанавливал ошибку, жертвой которой стал адмирал Рожественский, но признавал его добрые намерения и устранил всякие нарекания на будто бы проявленную им жестокость. Россия, конечно, с большой предупредительностью возместила все причиненные этим инцидентом убытки. Следует отметить также, что благодаря дружескому содействию Франции в работе этой комиссии этот печальный инцидент не только не испортил отношений между Россией и Англией, но даже предрасположил обе нации к дружескому сближению в будущем.
[2] Оба императора говорили и писали по-английски, и оригиналы телеграмм, найденных в Царском Селе, были опубликованы в 'New-York Gerald' в сентябре и октябре 1917 г. Цитируемые здесь телеграммы взяты из того же источника.
[3] Этот человек – не русский министр иностранных дел в этот период; это германский офицер с похожей фамилией, которого кайзер посылал к царю в качестве attache лично.
[4] В действительности граф Ламздорф, русский министр иностранных дел, не был осведомлен императором Николаем относительно предполагаемого договора.
[5] В этой статье, подкрепленной оригиналами документов и отмеченной большой беспристрастностью изложения, Бомпар, не колеблясь, утверждает, что всякий, кто хорошо знал императора Николая, включая самого автора статьи, без всякого сомнения признает лояльность императора по отношению к Франции. Беспристрастность бывшего французского посла в Петербурге должна быть особенно оценена, так как он имел особые обстоятельства, чтобы чувствовать нерасположение к императору. Я позже расскажу о событиях, которые вызвали отъезд Бомпара из Петербурга, когда он был совершенно несправедливо обвинен полицией в сношениях с наиболее крайними думскими радикалами. Это донесение полиции побудило Николая II относиться с подозрением к этому достойному французскому дипломату, и, несмотря на все мои усилия, я оказался не способным рассеять предубеждение, которое всегда обнаруживалось при упоминании о после.
[6] Я вспоминаю, что эта телеграмма, оригинал которой я имел случаи видеть, была подписана: 'Твой друг и союзник Вилли'.
[7] Смерть Павла I послужила основанием для драмы Мережковского, одного из наиболее блестящих писателей новой русской школы, который использовал мемуары этого периода и устные свидетельства, полученные им от потомков некоторых заговорщиков. В этой драме, которая никогда не была разрешена к постановке в России, Мережковский приписывает князю Яшвилю особенно активную и даже жестокую роль.
[8] Впоследствии председатель первого Временного правительства после революции 1917 года.
[9] A. Viallate. La vie politique dans les Deux Mondes. Ст. M. Paul Bayer 'Empire Russe'.
[10] Следует вспомнить, что русская императорская фамилия имела отношение к роду Романовых только по женской линии. После смерти императрицы Елизаветы русский трон перешёл к герцогу Голштинскому Готгорн, мать которого была дочерью Петра Великого. Под именем Петра III он был родоначальником русской императорской линии. Совершенно верно, однако, что рождение Павла I было незаконным, и его настоящим отцом был один из придворных по фамилии Салтыков, ввиду чего члены императорской фамилии не имели ни капли крови Романовых в своих жилах.
[11] Когда мне пришлось быть преемником графа Ламздорфа и выводить из министерства некоторых из ставленников князя Мещерского, редакция 'Гражданина' сделалась центром интриг, направленных против меня лично и против моей политики. За время моего пребывания на посту министра не было ни одного номера этой газеты, который не содержал бы ожесточенных нападок на меня, рассматривая меня как 'кадета в маске' и чуть ли не сообщника революционеров.
[12] Имя, присвоенное Вольтером графу Сен-Жермену.
[13] Как называл себя Луи Клод Сен-Мартен.
[14] Настоящее имя Калиостро.
[15] В воскресенье 22 января 1905 года процессия, состоявшая из нескольких тысяч рабочих, во главе с агитатором священником Гапоном, направилась к Зимнему дворцу, чтобы представить императору петицию о введении конституционных реформ. Процессия была встречена войсками, которые задержали её и стреляли в манифестантов, из которых значительное число было убито. Это 'Кровавое воскресенье' обычно рассматривается как начало революции 1905 года.
