больше пятидесяти километров, и их, идущих рядом обходили теперь все машины. Ровнин посмотрел на толстяка. Толстяк посмотрел на него. Толстяку этому лет тридцать пять. Маленький нос. Надутые щеки. На голове — не первой свежести белая кепочка. Интересно, что же это в глазах у толстяка. Что же? Даже мороз пробегает по коже. Жалко человека. Кажется, в глазах у этого толстяка сейчас самый настоящий ужас. Смертельный страх. Что же с ним? Зрачки расширены, губы дрожат. Да и с женщиной, с ней тоже происходит что-то непонятное. Обхватила мальчика, вцепилась в него так, будто его сейчас у нее вырвут. Ей лет тридцать, и лицо как будто очень приятное, если бы не испуг. Что же с ними? Ну и ну! Впечатление, что им секунду назад кто-то приставил нож к горлу. Или прицелился в лоб. Толстяк смотрит так, будто чего-то ждет. Вот судорожно отвернулся. Глотнул слюну. Выждал. Снова смотрит. В глазах у него ужас, застывший ужас. Даже непрофессионал понял бы, что здесь что-то не то. Ровнин нащупал пистолет. Может быть, они тут же? Сидят, спрятавшись под сиденьями? Несколько мгновений он пытался даже не разглядеть, а почувствовать, есть ли еще кто-то в машине. Нет, кажется, кроме этого толстяка и женщины с ребенком в машине никого нет. Ровнин поднял руку и ладонью показал толстяку: прижмитесь к обочине, остановитесь. Спросил кивком: понятно? Толстяк кивнул в ответ: понятно. Свернул к кювету, затормозил. Поставив свою машину впереди темно-синих «Жигулей», Ровнин подошел к левой передней дверце:
— Что с вами? У вас что-то случилось?
— Н-нет, — запинаясь, сказал толстяк.
Женщина, обхватив мальчика, повернулась к Ровнину. Кажется, она смотрит на него сейчас чуть ли не со злостью. Да, она явно его тихо ненавидит. Реакция. Естественная реакция на длительный испуг.
— То есть д-да, — толстяк сглотнул слюну.
— Что значит — «да», «нет»? Это ваша машина?
— Коля! — сказала женщина. — Коля!
Толстяк глянул на нее и тут же снова повернулся к Ровнину. Мальчик, тот весь дрожит. Что же случилось? Надо их как-то успокоить. Ровнин достал удостоверение:
— Я из милиции. Что случилось?
Женщина вдруг заплакала, прижавшись к мальчику. Выдавила дрожа:
— Они… они же… м-могли нас убить…
Бухнуло, застучало лихорадочно: они. Это налетчики, и он у них на хвосте. Значит, нельзя терять ни секунды. Тут же краем уха Ровнин засек, что жужжание вертолета постепенно исчезает. Вот оно совсем исчезло: вертолет ушел куда-то вперед и в сторону.
— Объясните: кто «они»?
Толстяк умоляюще посмотрел на жену, прижал руку к груди. Его губы лихорадочно прыгают.
— Я сейчас все расскажу. Они заставили нас остановиться. Они ехали на вот этой машине. Показали пистолет. Я остановился. Они говорят: мы из милиции. Говорят, перелезайте и садитесь в эту машину. И езжайте, только медленно.
— Коля, я же тебе с самого начала сказала, что они не из милиции, прошептала женщина.
— Откуда же я знаю, если угрожают пистолетом? — взвизгнул толстяк. И если со мной ребенок? Откуда?
— Коля! — лицо женщины сморщилось.
— Спокойней! — приказал Ровнин. — Спокойней!
Окрик подействовал, толстяк удивленно посмотрел на него и вжал голову, будто боялся, что Ровнин его сейчас ударит.
— Сколько их было?
— Четыре человека.
Значит, это они, и они сейчас уходят.
— Мам! — дрожа, сказал мальчик.
— Володенька, молчи, — женщина прижала его к себе.
Мальчик уткнулся ей в грудь и выдавил:
— Мам, мне страшно.
— Молчи, маленький. Молчи, — женщина погладила его по голове.
— Какого цвета ваша машина? Какая марка? — спросил Ровнин.
— «Жигули». У нас тоже «Жигули», только желтого цвета, — сказал толстяк. — Знаете, этот цвет называется «банан».
Банан. Но ведь он не должен упускать и эту темно-синюю машину, потому что она — улика. Черт, сейчас бы сюда тот мотоцикл ГАИ, с двумя инспекторами. Где они?
— Номер вашей машины?
— Номер 16–05.
Ровнин обошел темно-синие «Жигули», присел, осмотрел номер. Похоже номер здесь двойной. Он нажал на щиток, потянул, и табличка, поддавшись, сползла с нижней. Магнитные края. Вот он, второй номер, тот, который был, когда машина ждала у развилки: 41–14. Значит, это действительно налетчики и они сейчас уходят вовсю по Московскому шоссе на желтых «Жигулях» номер 16–05. Надо немедленно выходить в эфир. Ровнин вернулся к толстяку:
— Ваше фамилия, имя, отчество?
— Молчанов. Молчанов Николай Петрович.
— Где работаете?
— Механик в СМУ-11 Южинскстроя.
— Николай Петрович, успокойтесь. Преступники будут задержаны, но вы должны оказать нам помощь, и очень простую: никуда не выходить из этой машины, пока к вам не подъедут сотрудники милиции.
На толстяке сейчас лица нет от страха:
— Вы… уезжаете? М-может быть, вы все-таки подождете?
— Не волнуйтесь, я немедленно вызову милицию по радио. Только никуда пока не выходите, сидите здесь и ждите. Хорошо, Николай Петрович?
— Хорошо.
Строго говоря, он не имет права оставлять их одних. Ведь это, без всяких сомнений, машина налетчиков. Но выбирать сейчас не приходится. Ровнин бросился в свою оперативку, дал полный газ. Эфир. Эфир забит прилично. Ничего, можно попробовать прорваться. Он щелкнул тумблером:
— Третий! Третий! Третий, вас срочно вызывает семнадцатый! Третий! Вас срочно вызывает семнадцатый!
Ответа нет. Надо продолжать обгон. Может быть, они уже свернули на проселок и где-нибудь спрятали машину? Ладно. Думать об этом сейчас все равно бесполезно.
— Третий! Третий, вы слышите меня? Я — семнадцатый!
В эфире слышны переговоры ПМГ и СКАМ, но Семенцов не отзывается. Пошел обгон. Впереди — целая вереница грузовиков с кирпичом. Ну, лесенка, выручай. Выручай, родная. Полная скорость; влево; выждал паузу; вправо. Пристроился, и снова: влево — пауза — вправо. Грузовики уже сзади. Сейчас надо обгонять все машины, которые попадутся на пути; все, которые пока отделяют его от желтых «Жигулей» № 16–05. Вот «газик» с брезентовым верхом. Рывок влево; вправо; торможение; есть «газик». Мешается автобус. Рывок влево; вправо; автобус сзади. Снова — влево… Вправо… Торможение… Лесенка. Лесенка, выручай! Шоссе надвигается, и впереди, по противоположной полосе, плывет навстречу непрерывный поток машин. Лето, ничего не поделаешь. Только бы они не свернули на проселок.
— Третий! — начал злиться Ровнин. — Третий, я — семнадцатый, отзовитесь! Третий, вас срочно вызывает семнадцатый! Всем постам! Вызовите третьего! Всем постам! Вызовите третьего!
Что с Семенцовым, ведь должен же он следить за эфиром и предполагать хотя бы, что он его вызовет? Черт, теперь путь заслонил плечевой трейлер. Обходить такую махину — замучаешься.
— Третий! Третий, отзовитесь, я — семнадцатый!
Наконец-то голос Семенцова:
— Семнадцатый, я — третий, что случилось? Слышу вас! Семнадцатый, где вы? Я — третий!
Легче, теперь намного легче; насчет же возможного радиоконтроля со стороны налетчиков — плевать, пусть слушают. Потом, они давно уже на чужой машине, так что вряд ли могут вести радиоконтроль, едва ли в чужой машине есть специальный приемник.
