довольно быстро понял: изображенного на первом рисунке Вадима Павловича до пластической операции в Кулунде сразу же опознали. По утверждениям персонала Кулундинской ИТК, а также Алексидзе-Додона, на рисунке был некто Крыж — официально Николай Алексеевич Крыжко. Рецидивист Крыж отсидел в общей сложности в различных исправительных учреждениях, тюрьмах и ИТК около двенадцати лет. Несколько лет назад он отбывал наказание в Кулунде. По словам работников охраны, среди заключенных ИТК Крыж был авторитетом. Самые жестокие и сильные заключенные беспрекословно выполняли его приказы. В Кулунде он отбывал наказание по статье сто второй — умышленное убийство. При этом все знали: за Крыжем тянется целый хвост недоказанных преступлений. В дальнейшем Крыж был этапирован из Кулундинской ИТК в Марийскую АССР. Здесь около пяти лет назад совершил побег. Несмотря на объявленный всесоюзный розыск, поиски ни к чему не привели. Была даже версия, что он или погиб во время побега или умер позже, ведь ему было уже под шестьдесят.
И вот след Крыжа появился здесь, на Сенеже, а также в Смоленской области и Сухуми, подумал Рахманов. Ясно, на Сенеж он уже не вернется. Появившись у квартиры Лотарева и убедившись, что отвозивший Юру и Женю пожилой человек на самом деле был приятелем Чиркова, Крыж, по идее, теперь затихнет. Ляжет на дно. Шансов определить место, где он будет отсиживаться, у следственной группы практически нет. А может, все же есть? Нет. Такой шанс может появиться лишь в одном случае: если бы удалось доказать связь Крыжа с Новлянской.
Саенко уже успел съездить в ГИЦ и привезти несколько фотографий Крыжа. Довольно долго Рахманов, Саенко и Инчутин пытались найти сходство между человеком на привезенных снимках и фотографией Шеленкова. Мнение было единодушным: на глаз сходство установить трудно. Но все трое знали: сходство в подобных случаях не определяется на глаз. Для этого есть антропометрическая экспертиза и метод фотосовмещения.
Еще не открыв глаза, я прислушался. Стук посуды. Плеск воды. Кажется, Алена готовит на кухне завтрак. Полежав немного, отбросил одеяло. Встал с кровати, подошел к окну. Потянулся, сбрасывая сон. Интересно, какое сегодня число. Черт… Ведь сегодня восьмой день. Ну да. Восьмой день с того момента, как мы с Сашкой вышли из прокуратуры и разъехались.
Посмотрел из окна на открывающийся внизу просторный двор. С шестого этажа этот двор отлично проглядывается. За восемь дней, проведенных в квартире Алены, я выучил наизусть все его ходы и выходы. Интересно, есть ли в нем какие-то изменения после вчерашнего? Вроде нет. Стоявшие вчера под окном машины — на своих местах. Вот и моя, с краю, там, где я вчера оставил ее. Убедившись в этом, я подошел к телефону, чтобы позвонить Сашке. В эти дни мы с ним, как и договорились, не встречались, но перезванивались регулярно, на случай, если у кого-то на горизонте появится Вадим Павлович. Набрал номер, почти тут же услышал Сашкин голос:
— Да?
— Саня, привет. Это я. Что у тебя?
— Пока ничего. А у тебя?
— Тоже.
— Ты все еще у Алены? — Сашка сказал это с понятной мне интонацией.
— Все еще.
— Как она там? Надеюсь, у вас счастье?
— Ну… у меня уж точно.
— Поздравляю. Она сейчас рядом?
— На кухне. Готовит завтрак.
— Передай горячий привет. И поцелуй от меня.
— Обязательно. Знаешь, Сань, сегодня я хочу переехать.
— Что так? Не созрел для семейной жизни?
— Не в этом дело. Просто хочу переехать. К себе или к Глинскому. Поскольку мне показалось, что пауза затянулась, спросил: — Ты не возражаешь, если я тоже перееду в мастерскую?
— Ради бога. Это же мастерская твоего друга. Да она и не нужна мне больше.
— Ты разве там уже не ночуешь?
— Зачем?
— Как зачем? А Вадим Павлович?
Сашка помолчав, вздохнул:
— Серый. Знаешь, мне кажется — Вадим Павлович отпал.
— Отпал?
— Да. Во всяком случае, на ближайшее время.
— Почему?
— Потому что он тоже ведь не дурак.
— В смысле?
— В смысле, он давно уже все просек, насчет прокуратуры. Он знает, что нас туда вызывали. Ну и, наверняка, давно уже смылся. От греха подальше.
— Ты уверен?
— Абсолютно уверен.
— Думаешь, он к нам больше не сунется?
— Не знаю, как потом. Но в ближайшее время не сунется.
— Хорошо бы так и было.
— Так и будет.
— Тогда я переезжаю к себе. Если будешь звонить, звони уже мне. Ладно?
— Договорились. Созваниваемся.
— Созваниваемся. — Я положил трубку. И вовремя — почти тут же в комнату вошла Алена.
Алена была в длинном белом махровом халате, который ей очень шел, хотя и делал взрослее. Вообще, Алена выглядела потрясающе. Я сам не верил, что девушка, стоящая сейчас передо мной, может меня терпеть. И уж тем более любить. Но пока все сходилось на этом.
— Привет, — сказал я. — Давно встала?
— Давно. Учти, я уже сделала гренки. И поставила омлет.
— Молодец, Ален, что бы я без тебя делал? Скажи?
— Не знаю. Что-нибудь да делал. Мыться пойдешь?
— Пойду. — Не удержавшись, я снова покосился в окно.
Алена вздохнула:
— Я уже туда смотрела.
— Куда туда?
— Во двор. Утром. Там все спокойно.
Сначала я не понял, что она хотела этим сказать.
— Что значит «там все спокойно»?
— То и значит. Спокойно.
Что-то в ее голосе мне не понравилось. Будто почувствовав это, Алена улыбнулась, мягко обняла за шею, чуть пригнув мою голову, посмотрела в глаза:
— Не сердись. Пожалуйста! Хорошо?
— Я не сержусь. Хотя я не понял твоих слов. В чем дело? Зачем ты смотрела в окно?
— Просто мне показалось: ты чего-то боишься.
— Боюсь?
— Ну, может, я не так выразилась. Опасаешься, остерегаешься.
— Чего остерегаюсь?
Алена отпустила мою шею, сунула руки в карманы:
— Ладно, иди мойся. И приходи завтракать. Прости, что лезу в твои дела.
— Да лезь, пожалуйста. Просто ты вбила себе в голову то, чего нет.
— Нет, так нет. Все. Жду тебя на кухне.
