Приняв такое решение, я пошла к выходу из квартиры, вышла и заклеила дверь бумажкой, полученной от Данилова. Теперь квартира будет опечатана до тех пор, пока не приедет судмедэксперт, а я пока пойду и вместо завтрака в каком-нибудь близлежащем кафе пообщаюсь с соседями. Надеюсь, беседа с ними не займет много времени, а то ведь люди ждут. Но ничего, подождут.
Глава 4
Опрос соседей не принес почти никакой полезной информации. Все спали, ничего не видели и не слышали. Только уборщица Зинаида Петровна, которая вышла на работу в половине шестого утра, сказала, что заметила, как в каком-то из окошек то ли пятого, то ли четвертого этажа погас свет, а потом отдернулась занавеска. Она еще удивилась, что люди так рано проснулись, а раз свет горел, то, выходит, и до того не спали. Но в каком именно окошке она видела свет, Зинаида Петровна была не уверена. Судя по тому, куда она показывала, это вполне могло быть окно кухни интересующей меня квартиры.
Я навестила и соседние с ней квартиры и выяснила, что никто в них рано утром не просыпался, на кухне при свете не сидел и занавесок не отдергивал. В одной квартире на четвертом этаже на мой звонок никто не среагировал. Словоохотливая уборщица, сопровождавшая меня во время хождений по подъезду под предлогом того, что она, может быть, еще что-нибудь вспомнит, а на самом деле наверняка из чистого любопытства, пояснила, что в ней живут двое студентов и что они часто приходят домой среди ночи, а потом до двух-трех часов дня отсыпаются. Так что сейчас они, скорее всего, дома, но или звонка не слышат, или открывать не хотят, к ним нужно вечером заходить. Я решила, что студентов навещу потом, а пока нужно заняться другими делами.
Когда я уже совсем собралась уходить, уборщица мимоходом упомянула, что баба Маша с третьего этажа сказала ей, что рано утром видела незнакомого парня, выходившего из подъезда. Я немедленно пожелала увидеть эту самую бабу Машу, и уборщица отвела меня к ней.
Баба Маша оказалась очень толстой пожилой женщиной, которую я, кажется, видела утром во дворе. Она долго изумлялась тому, что такая молодая и красивая женщина работает в прокуратуре и расследует убийство, и все пыталась узнать у меня подробности происшедшего, да так профессионально, что в какие-то минуты становилось непонятно, кто кого из нас допрашивает. Но с превеликим трудом мне все-таки удалось выяснить, что бабуля всегда просыпается рано и садится к окошку, потому что делать ей нечего, а телевизор включать, пока домашние спят, нельзя. И сегодня она, сидя у окошка, видела, как в начале восьмого из подъезда вышел молодой парень, который тут не живет. Я долго выспрашивала у бабули приметы парня, и в результате получилось следующее: он высокого роста, с темными, коротко стриженными волосами, очень широкими плечами и со спортивной, как выразилась бабка, походкой и фигурой. Одет незнакомец был в светлую рубашку и брюки. Еще бабке показалось, что он слегка прихрамывал, правда, на какую ногу, она не запомнила.
Чем дальше я слушала бабу Машу, тем тоскливее мне становилось. Среди тех, кто был вечером и ночью присутствовал на вечеринке у Димы Лягунова, не было никого, кто бы под ее описание подходил. Значит, мимо цели, не имеет этот парень никакого отношения к моему делу. Да и время, кстати, слишком позднее — в начале восьмого Лисовский был мертв уже как минимум два часа. Ну и ладно, отрицательная информация — тоже информация.
На всякий случай я оставила Зинаиде Петровне и бабе Маше номер своего сотового и попросила позвонить, если они вдруг вспомнят или узнают что-нибудь интересное. Шансов на это, конечно, было мало, но вдруг. Я все-таки опросила не всех жильцов подъезда, а дотошные бабки из чистого любопытства весь дом перетрясут и про соседние не забудут. Вдруг да выяснят что-нибудь, что я упустила. У них ведь произошедшее убийство станет главной темой разговоров надолго.
Я попрощалась с женщинами и вышла из подъезда, гадая, ждут ли меня еще Беляковы или уже уехали, не выдержав.
Они ждали. Не успела я и двух шагов сделать от подъезда, как из белой «Волги» вышел Беляков- старший и призывно замахал мне рукой. Я кивнула и подошла к машине. Беляков услужливо распахнул дверцу, и я села на заднее сиденье, а сам он и его сын расположились впереди.
— Удалось что-нибудь выяснить? — с надеждой глядя на меня, спросил Константин Петрович.
Мне очень хотелось чем-нибудь порадовать клиента, как-никак он ждал меня с половины десятого до… — я взглянула на часы, — до половины первого. Кошмар какой!
— Удалось, — вполне честно ответила я. — Правда, я не знаю пока, что из того, что я выяснила, мне пригодится в расследовании, но информации к размышлению много. Кстати, для дальнейшей работы мне нужно задать тебе, — я посмотрела на младшего Белякова, — несколько вопросов. Только, чур, отвечать честно, это в твоих же интересах, сам понимаешь.
Сергей кивнул и с надеждой посмотрел на меня:
— А вы меня не подозреваете?
— Пока я всех подозреваю, — отмахнулась я. — И тебя тоже. Но есть человек, которого я подозреваю больше, чем тебя.
— Кого? — нетерпеливо спросил Сергей.
— Диму Лягунова. Постой! — Я подняла руки перед грудью, прерывая Белякова, явно собиравшегося разразиться какой-то пламенной речью. — Разговаривать мы будем так: я спрашиваю — ты отвечаешь. Итак, вопрос первый: как ты полагаешь, были у Лягунова причины желать Лисовскому смерти или нет? Еще раз предупреждаю, что отвечать нужно честно. Если ты таких причин не знаешь, но начнешь их сейчас в спешном порядке изобретать, чтобы отвести подозрение от себя, то, поверь мне, добьешься только противоположного результата. Я ведь все равно проверять буду твои слова. Итак?
Сергей был несколько обескуражен моим заявлением, но я ничуть не жалела о сказанном. Не пригрози я ему, он мне сейчас таких сказок наплетет, что не разберусь до пенсии.
— Были у него такие причины, — несколько опомнившись, начал Беляков. — Честное слово, не вру, — он нервно прижал руки к груди, словно давая мне страшную клятву. — Во-первых, Сашку все в группе терпеть не могли, кроме Олега, а во-вторых, из-за Женьки!
— Погоди, не так быстро, — осадила я Сергея. — Еще раз, но медленно, подробно и по пунктам. Сначала про группу и почему его там не любили.
В ответ Беляков разразился пространной речью, в общих чертах повторявшей то, что я слышала от Димы Лягунова. Сначала они все были друзья и единомышленники, а потом в Лисовском проснулся талант организатора, он обнаглел и начал всех «подминать» под себя.
— У него звездная болезнь началась натуральная, — рассказывал Сергей. — Сашка решил, что он самый умный и только он будет решать, что нам играть и как. Мы долго терпели, а потом я его послал подальше.
Я про себя усмехнулась. Судя по тому, что я до сих пор слышала, скорее Лисовский Сергея Белякова послал, а не наоборот. Ну да ладно, это не столь важно. Важно то, что, кажется, я Сергею верю. Глаза у него не бегают, говорит без длинных пауз, руками не машет. И, что мне особенно нравится, не пытается сделать вид, что они с Лисовским были друзьями и все их ссоры — просто мелкие недоразумения. Он честно признается, что Александра не любил, а значит, почти наверняка в смерти его невиновен. Вот если бы он был убийцей, то тогда точно попытался бы создать у меня обратное впечатление, мол, они с Лисовским были друзьями не разлей вода. Конечно, кое-где Сергей в своем рассказе взаимоотношения с Александром по мелочам приукрашивал, а кое-где недоговаривает, но, по большому счету, говорил правду.
Беляков тем временем продолжал:
— Жаль, что Диман с Артемом струсили, тогда бы этот урод вообще вдвоем со своим Олегом остался. Интересно было бы посмотреть, что бы они тогда вдвоем наиграли. До Сашки никак дойти не могло, что, кроме базы и спонсоров, еще талант нужен, а у него самого талант куцый, как заячий хвост, и без нас ему никак не обойтись было. Он, кстати, в последнее время и с Олегом цапаться начал.
— Ясно, — сказала я, оборвав этот словесный поток, полный в том числе и обычной обиды непонятого, который грозил затянуться до бесконечности. — А что за Женьку ты упомянул?
— Ну да Жанну же! Никакая она на самом деле не Жанна, а Женя. Просто ей кажется, что
