сторонам дороги до самого горизонта простирались равнинные поля; время от времени попадались дома с островерхой крышей и редкие деревья; тут и там виднелись белые подъемные мосты, перекинутые через канавы с водой, которые делили поля на ровные прямоугольники.
Они ехали в гости к матери Пита. После смерти отца Пита она переехала жить в деревню в окрестностях Амстердама, где прошло ее детство. Пит сообщил ей по телефону о своем намерении жениться, и она пригласила будущих молодоженов на воскресный обед.
Судя по всему, эта новость немало ее удивила, с грустью отметила про себя Чарли. Она ни сном ни духом не ведала о юной англичанке, и вдруг сын на ней женится! Что она может подумать? Одобрит ли выбор Пита?
На Чарли было то же шелковое темно-синее с белым узором платье, которое она купила для встречи с отцом. Пришлось немало потрудиться над непокорными вьющимися волосами: она до блеска разгладила их щеткой, после чего зачесала назад и повязала темно-синим, в тон платью, шарфиком. Во всяком случае, этот цвет был ей к лицу: он подчеркивал ее голубые глаза.
Неужели она и впрямь выходит замуж за Пита? Просто не верится! Может, потому, что прошло еще так мало времени — он сделал ей предложение всего три дня назад? И она еще не успела это как следует переварить?
Но что толкнуло его сделать столь решительный шаг? Хоть этот вопрос и возникал у нее, но не слишком ей докучал. Уж наверняка он делает это не из чувства долга после того, как лишил ее девственности. Если, конечно, он не настолько старомоден. Но в то же время… он так и не признался ей в любви. И все же предстоящее замужество переполняло ее сердце радостью, и ей было не до того, чтоб задумываться над столь пустяковым упущением с его стороны. Хотя, возможно, задуматься все-таки следовало бы, а?
Украдкой она кинула на него взгляд из-под ресниц. Казалось, он целиком сосредоточился на дороге, как будто ее здесь и нет. Точно так же прошли и последние три дня — рассчитывать, что после помолвки он забудет о своих деловых обязанностях, означало заведомо обречь себя на жестокое разочарование.
Но зато минуты, проведенные с ним вместе, были сущим блаженством. Они занимались любовью с такой алчностью, будто впервые отведали ее вкус, впрочем, для нее это так и было. Что же касается его… тут сомневаться не приходится: он применил весь свой опыт, все свое искусство… Сколько же женщин у него было в жизни? Если не считать ту, рыжеволосую… Жанину?
Вспомнив красавицу француженку, она слегка нахмурилась. Что-то тут все-таки не так. Хоть Чарли была вовсе не дурнушка, но, по правде говоря, ей было далеко до этой эффектной и элегантной особы, которая гораздо больше подходила Питу.
Но почему же он все-таки предпочел ее рыжеволосой красавице? И, казалось, не слишком расстроился, когда француженка с ним внезапно порвала? Что он тогда сказал? Дескать, у них совсем не те отношения, какие Чарли себе вообразила. Что он имел в виду?
Ее продолжали глодать сомнения, когда машина свернула с шоссе на узкий проселок. Он тянулся вдоль канала; впереди показались красные крутые крыши домов; это было небольшое селение, утопавшее в тени деревьев.
Но, не доезжая до него. Пит свернул с дороги и, преодолев мост, поехал вдоль противоположного берега. Вскоре они подкатили к невысокому каменному забору, за которым возвышался красивый особняк из светло-красного кирпича, построенный в типично голландском стиле: крутая островерхая крыша, ступенчатый фронтон. За железными воротами открывался ухоженный цветущий сад.
— Вот мы и прибыли. — Пит припарковался на аккуратной, усыпанной гравием стоянке, выбрался из машины и, обойдя вокруг, с присущей ему благовоспитанностью открыл даме дверцу. Чарли вышла и с любопытством посмотрела на дом.
Вблизи он оказался гораздо старше, чем ей показалось вначале. При нем было несколько пристроек, сооруженных в разное время, но выполненных в едином стиле. Эти пристройки придавали крыше причудливые изгибы. Окна двух нижних этажей были весьма необычного вида: вверху свинцовая решетка, внизу деревянные лакированные ставни, распахнутые навстречу летнему солнцу. Входная дверь, довольно внушительного вида, была из старого полированного дуба.
Едва они поднялись по трем каменным ступенькам на крыльцо, как дверь резко распахнулась и на пороге показалась полная дама средних лет с пушистыми светло-каштановыми волосами. Она встретила их лучезарной улыбкой и затараторила на голландском языке, так что Чарли, не слишком хорошо им владевшая, ничего не могла разобрать.
Пит поблагодарил ее по-английски:
— Спасибо, Ханни. У меня все отлично. А это Чарли. Чарли — моя тетя Ханни. Она живет с мамой и помогает ей.
— О-о… — В какой-то момент Чарли уже решила, что это мать Пита, но тут же сообразила, что этого не может быть: дама слишком молода.
— Goedemorgen, — вежливо поздоровалась Чарли.
Ханни в свою очередь одарила девушку удивленным взглядом. Чарли догадалась: тетушка Пита то же самое подумала и о ней. Дама тепло ей улыбнулась.
— Очень рада вас видеть. Пожалуйста, заходите. Госпожа ден Ауден в саду. Проходите, а я принесу кофе, ja?
— Спасибо, Ханни.
Изнутри дом был со вкусом обставлен старинной голландской мебелью, несколько громоздкой и тяжеловатой, но прекрасно гармонирующей с деревянными панелями просторной квадратной комнаты. Над камином висел подлинный Вермеер — Чарли сразу узнала его.
Через распахнутую стеклянную дверь открывался вид на внутренний сад. Покрытая каменными плитами терраса завершалась ступеньками, ведущими к ухоженной лужайке, окаймленной очаровательными цветущими клумбами. Под тенистой липой стояло несколько шезлонгов, в одном из которых сидела и читала дама.
Пожилая женщина, но довольно моложавая. Одета она была скорее из соображений комфорта, нежели в угоду моде, однако достаточно элегантно. Услышав их голоса, она оторвалась от чтения и подняла на них глаза. Чарли готова была поспорить, что в ее взгляде промелькнуло недовольство.
Однако сына дама встретила тепло.
— О, милый, наконец-то. — Она протянула к нему руки, и он, взяв их, наклонился и поцеловал мать в щеку.
— Мама, я хочу представить тебе мою невесту, — сказал он, подтолкнув Чарли немного вперед.
— О да.
Чарли почувствовала себя объектом критического изучения и не могла отделаться от неприятного ощущения, что в этом доме ей не слишком рады.
— Доброе утро, дорогая, — несколько скованно произнесла дама. — Рада с вами познакомиться.
— Здравствуйте, — робко улыбнувшись, ответила Чарли.
— Пожалуйста, садитесь.
Пробормотав слова благодарности, Чарли села в шезлонг, прямая как палка, судорожно сцепив руки на коленях. Встреча была столь натянутой и официальной, что обе женщины почувствовали облегчение, когда Ханни принесла кофе.
— О, Ханни, прекрасно. Питер, принеси тот маленький столик, чтобы поставить поднос.
За суетой приготовлений обстановка стала более непринужденной. Ханни протянула Чарли чашечку кофе и кусок сладкого темного фрисландского торта к счастью, теперь ей хоть было чем занять руки. Когда все расселись по местам, госпожа ден Ауден, как хозяйка дома, вновь обратившись к невесте сына, начала разговор.
— Сын мне говорил, что вы художник, — вежливо произнесла она.
— Да, — ответила Чарли с некоторой опаской: вряд ли ее будущей свекрови эта профессия внушает доверие.
— Я мечтаю взглянуть на вашу роспись, когда она будет закончена. По описанию Питера мне трудно ее представить. К тому же я практически не знаю современного искусства.
— О, там нет никакой абстракции, — поспешила разуверить ее Чарли. Просто… просто я предпочитаю
