таким же удовольствием, как раньше. — Мы были единым целым. Ты, я, Элла. Три светлые точки, двигающиеся в пространстве параллельно. Три магнита, притягивающихся друг к другу. Нас связывало одно общее. Ты должна понимать и понимаешь.
Он возбужденно посмотрел на меня, и я опять откинулась на спинку сидения. Боже, что же будет?
Я наконец поняла, что Джо частично был безумцем. Больная часть его находилась глубоко, и я любила его не меньше, чем раньше, но в душе этого человека существовал уголок, пораженный много лет назад.
— Хорошо, — сказала я. — Но мне не нравятся тройные связи. Ясно?
— Извини, — произнес Джо. — Я никогда не занимался ничем подобным.
Он говорил уже сонным голосом. Мы ехали по центру города. Люди выходили из театров, словно мухи из кондитерской лавки. Машина продвигалась вперед дюйм за дюймом. Мы с Джо разговаривали тихо, чтобы не слышал водитель. И все время к моему сердцу подкардывался холод.
— Я очень устал, — сказал Джо. — Я должен ехать обратно. Дай мне поспать, Джоан. Извини, что я расстроил тебя. Я люблю тебя.
Он почти сразу уснул и тихонько захрапел. За три минуты, которые мы ехали к отелю, меня посетили ужасные мысли. Доктор Сара не знает о них. Никто не знает. Я боюсь говорить об этом, поскольку они частично не имеют никакого смысла и все-таки чертовски сложны.
Я хочу сказать, что какая-то часть меня хотела этого. Мне были непонятны слова Джо. Не думаю, что он сам хорошо понимал себя. Это было… только чувство. Прекрасное, ужасно волнующее чувство.
Словно весь мир сверкал своей переливчатой, гибкой кожей, и каждая женщина, шедшая по улице, казалась мне сестрой, разделяла мою любовь. Это была дверь, открытая в мир постоянного сексуального возбуждения; сумасшедший мир, более чем привлекательный. Разрешение могло быть куплено взглядом, удовольствие — кивком головы. И все это сфокусировалось в спящем рядом со мной мужчине — все упиралось в него и выходило из него. Горящий бокал страсти, пассивный и необходимый мне, как зеркало, в которое я заглядывала… и видела, что исчезла часть моей души, моей молодости, часть меня.
Даже сейчас я не хочу думать об этом. Я никогда этого не забуду, не забуду взгляд в рай сумасшедшего, никогда не забуду часть себя, которая с волнением откликалась на это, плакала, желала одновременно и чуда, и разрушения. Я чувствовала себя победительницей и побежденной; счастливой и грустной; теплой и холодной, словно лед. Я хотела Эллу, хотела ее через Джо, и всех остальных, как она. И я презирала ее. Я была испугана до смерти и в то же время уверена в себе. В одно мгновение мне на глаза навернулись слезы, и тут же мой рот робко дрогнул в дикой улыбке. В течение трех минут я была Джо, чувствовала через него и все поняла.
А потом, узнав, что такое безумие, я разбудила своего спутника.
Такси остановилось.
Он потянулся, весело, по-мальчишески улыбнулся мне слабой и чистой улыбкой древнего римлянина и расплатился с водителем.
Мы стояли перед отелем.
Я молча поцеловала Джо, и он направился к своей машине. Я посмотрела, как он отъехал, повернулась и пошла в свой номер. Старый двигатель заурчал. (Мы взяли такси из бравады и из-за того, что не хотели, чтобы нашу машину можно было опознать. Хотя теперь это уже не имело никакого значения.) Странно, подумала я, устало ложась в постель. Сейчас я ненавидела Джо и любила его больше прежнего. Он потерял только одно: мою веру в то, что он является для меня счастьем.
Теперь я хорошо знала, он на самом деле — для меня горе. Большое, настоящее горе. Но было слишком поздно волноваться из-за этого.
Через некоторое время я уснула. Мне приснился Джо, тащивший меня по широкой, светлой улице, Джо и целый строй Элл, держащихся за руки, улыбающихся мне улыбкой Джо, кричащих тоненькими, высокими голосками.
Я вскрикнула и проснулась, но через несколько секунд снова уснула, провалившись в глубокую черную дремоту.
Глава 7
Проснулась я поздно среди серого дня и с пустотой внутри, на осознание которой мне потребовалось полчаса плескания под душем.
Когда я наконец сложила воедино осколки вчерашнего вечера, он потерял свою ночную важность и вызвал во мне только злобу. Дьявольски запутанная болтовня Джо была теперь лишь смутным воспоминанием. Наступило воскресенье.
Я оделась, позавтракала и сделала все, что следовало сделать вчера. Сегодняшний день принадлежал мне — в воскресенье Джо не мог сослаться на свою «вечернюю работу» и остался дома с Марией.
Я купила газеты — всякие. Никаких новостей. Я включила радио, но никто не интересовался Ширфул Вистас.
После ланча, после прогулки до парка и обратно мне в голову пришла идея. Она тоже до сих пор смущает меня… Не люблю думать о ней.
Я немного повертела ее в голове, но не обнаружила никакого риска и решила, что это только ускорит ход событий. В общем я завернула в аптеку, вошла в телефонную будку, опустила двадцать пять центов и назвала номер своего телефона в Ширфул Вистас. Мои губы с трудом выговорили цифры, и на то, чтобы вспомнить их, потребовалось усилие. Почему-то казалось, будто они не принадлежали мне больше.
Это было все равно, что звонить призраку… или напоминало сон, который вы видели очень давно.
Я надеялась услышать голос Эллиота. Гудков пришлось ждать несколько секунд, и мое сердце дрогнуло, потому что я знала своих родителей, знала отчима. Он всегда ждал, когда телефон прозвонит трижды, и только тогда снимал трубку. Его раздражали ошибочные звонки. Они были бессмысленными. Но сейчас трубку сняли мгновенно, и я поняла: мое письмо получено.
На том конце провода послышался голос мамы. Он казался очень усталым. Мое сердце почти предало меня, но я вцепилась в свой план и медленно, тяжело вздохнула в трубку.
— Пожалуйста, ответьте, — пылко произнесла мама, сразу поняв, кто звонит. — Пожалуйста! Кто бы вы ни были, пожалуйста, ответьте. Джоанни, это ты? С тобой все в порядке? Эллиот! — крикнула она. — Иди быстрее. Кто-то звонит, но не отвечает. Мистер, — произнесла она очень осторожно, — все хорошо? Скажите шепотом, маскируя свой голос. Я не хочу знать, кто вы. Скажите только, что все хорошо.
Затем в ее неистовую мольбу врезался голос Эллиота.
— Алло, алло, кто это? Говорит Эллиот Палма. Мы получили ваше письмо.
И тут я повесила трубку, не в силах больше выносить это. Я не думала, что будет так трудно. Они все делали согласно нашего плана. Более удачного хода событий нельзя было и ожидать.
Или можно? Не прослушивался ли их телефон полицией? Не записывался ли разговор на магнитофон? Холодный пот покатился по моей спине, несмотря на жестокую жару в будке, и я почти выбежала из аптеки.
Позже мне пришло в голову, что даже если бы полиция засекла мой звонок, они вышли бы только на аптеку на пересечении Бродвея и Сорок шестой улицы, куда заходило по тысяче прохожих в час.
Думаю, здесь было бы хорошо сказать, что тогда я изменилась.
Но нет, этого не произошло. Мама едва не разбила мне сердце, но она делала это уже много лет, и я привыкла к подобному чувству. Голос Эллиота пробудил во мне дремавшую ненависть, и единственное, о чем я думала, шагая по улице и ощущая на лице похожие на кровь первые капли дождя, так это о том, что они не упомянули о деньгах.
Теперь мне была известна половина картины. Остальная появится (или не появится) в том запаянном гробике в почтовом отделении.
