— Рад вас видеть, — поднялся он мне навстречу, — я думал грешным делом, что вы не приедете.
— Когда дело касается моей работы, я готова пожертвовать не только сном…
— Знаю-знаю, — засмеялся Селиванов, обнажая мелкие желтоватые зубы, — Олег Борисович мне о вас рассказывал.
— Вы разговаривали со Стригуновым? — изумилась я.
— Вас это удивляет? — приподнял брови и лукаво скосил на меня глаза Илья Гаврилович.
— Да нет… — смущенно пожала я плечами, — вы хотели мне что-то сообщить…
— Да, — кивнул Селиванов и затушил сигарету в миниатюрной бронзовой пепельнице. — Пойдемте наверх, там нам будет удобнее. — Клара, свари нам, пожалуйста, кофе.
Она тихо наклонила голову и удалилась.
— Наверху у меня кабинет, — пояснил Селиванов, — посмотрите, как живет обыкновенный прокурор.
— Так уж и обыкновенный, — усмехнулась я.
— Олег Борисович сообщил мне о том, что произошло возле вашего дома. Я вами восхищен. Такая милая, хрупкая на вид девушка, и вдруг такое самообладание, такое мужество. Вы говорите, что были близки одно время с Виктором Проказовым. Почему же вы теперь не…
— Простите, но я не люблю обсуждать свои личные дела с кем бы то ни было, — пресекла я его попытки потрепаться со мной о моем прошлым.
— Понимаю и уважаю, — кивнул Селиванов, — а вот этого, простите меня, оболтуса я не понимаю! Звонил сегодня его отцу, Феде, — кашлянул он, — так тот говорит, что Виктор общается с ними только по телефону. Федя очень беспокоится, не знает, где Виктор, у кого живет. Дома его нет, у них он уже дней шесть как не появляется. Вы не знаете, где его можно найти?
— Живет у одной из своих знакомых, — пожала я плечами, — ждет, когда я разберусь с бандитами.
Селиванов снова засмеялся, в полный голос.
— Надо же, — не мог он успокоиться, — девушка сражается с негодяями, а парень отсиживается у какой-то девицы! Ну да ладно, пойдемте. Да, кстати, у вас есть оружие?
— Да, — сухо ответила я.
— Я вас попрошу его оставить в холле, вот здесь, на столе, — он указал на журнальный столик, на котором стояла пепельница, — у меня такой закон в доме: никакого оружия. Все равно что в буддийском храме — там, кажется, обувь снимают, — одновременно хитро и виновато посмотрел он на меня.
Я опять пожала плечами и выложила на стол пистолет.
— Вот и прекрасно, — обрадованно произнес Селиванов.
Он подвел меня к лестнице, и мы стали подниматься. На втором этаже царила глубокая тишина. Мы миновали приоткрытую дверь, через которую доносилось дыхание ветерка, и остановились перед высокой и массивной дверью, находящейся в конце коридора.
— Сейчас включим свет, — с отеческой интонацией сказал Илья Гаврилович.
Он первым вошел в кабинет, я двинулась за ним. Он еще не успел зажечь свет, а я уже провалилась в темную купель, наэлектризованную сдерживаемым дыханием и хищным ожиданием. У меня по спине пошли мурашки, я чувствовала, что эта болотная тьма таит в себе что-то опасное и враждебное. Вспыхнуло электричество, обращая мою догадку в страшную реальность.
Картина, открывшаяся моему взору, была достойна кисти Эль Греко или лучше — Глазунова. Любит он всякого рода лубочные небылицы. Прямо передо мной, утопая в диванных подушках, сидел Пал Василич, рядом с ним на кресле — тот самый шепелявый шатен, который на моих глазах выстрелил в голову Шатрову. Поодаль, у окна, стоял незнакомый мне парень с «узи» наперевес, а возле меня по обеим сторонам возвышались громадные фигуры еще трех вооруженных автоматами атлетов, один из которых тут же встал у меня за спиной. Шепелявый поигрывал «макаровым», скаля зубы в презрительной ухмылке.
— Ну вот, кажется, все в сборе, — с затаенным злорадством произнес Селиванов, — правда, сюрприз? — с наглым бесстыдством посмотрел он на меня.
— Ага, — стараясь не терять выдержки, пренебрежительно откликнулась я, — честно говоря, не ожидала. Хотя и не строила на ваш счет особых иллюзий.
— Зато мы на твой счет строили, — неожиданно перешел на «ты» Селиванов.
Его тон стал резким и агрессивным.
— Но ты, Иванова, наверное, не знаешь толком, кто перед тобой, только догадываешься, — с ледяной улыбкой продолжил он карнавальное действо, — знакомься, Богомаз, — показал он на Пал Василича, — Рустам Тагиров, — ткнул он пальцем в шепелявого, — ну, а это, — он обвел взглядом бойцов, — наши преданные воины. Вот только Садыха нет, но ничего, мы ему перескажем эту историю, которая, увы, закончится для тебя совсем не так, как ты предполагала.
— Очень приятно, — скривила я губы в улыбке, — но кажется, здесь кое-кого не хватает.
— Кого же? — Селиванов вопросительно посмотрел на меня.
— Кожухова.
— Ну что ты, — недовольно поморщился Селиванов, — Кожухов не нашего поля ягода. Он никак не может понять, на какое хлебное место попал. Ищет какой-то правды. Видимо, тоже вскоре последует за Шатровым, — Илья Гаврилович переглянулся с Пал Василичем.
Я замолчала, лихорадочно соображая, что можно предпринять. Не знаю, как это объяснить, но в самой глубине моего существа, там, куда не добирался даже страх, я чувствовала сумасшедшую радость. Оттого ли, что мне представился случай столкнуться лицом к лицу с моими врагами, оттого ли, что выпала возможность снова испытать себя, решить некое уравнение, рискуя расстаться с самым дорогим, что есть у человека — жизнью, или просто оттого, что считала себя ничем не связанной, никакими гуманными соображениями, ощущая на щеке дыхание смерти? В такие минуты во мне пробуждалось какое-то животное безумие, с каким, например, самка борется за жизнь детенышей, а два самца — за право обладать своей избранницей.
— Ты интересовалась Шатровым, — скривил губы в садистской ухмылке Селиванов, который устроился на диване рядом с Пал Василичем, — его уже не вернешь, — с наигранной скорбью вздохнул он, — но он сам виноват, нечего было на рожон лезть. Ишь чего захотел — справедливости! — цинично присвистнул он.
— Хотелось посмотреть на тебя, — с развязным видом сказал Пал Василич, — все думал-гадал, кто такая эта Иванова, что с ней мои ребята справиться не могут. Вот, — бросил он заговорщицкий взгляд на Селиванова, — посоветовались с Ильей Гавриловичем и решили небольшое собрание организовать. Он молодец, ловко все обтяпал. Ты, говорят, трупом Шатрова интересуешься, ха-ха, — с вульгарной раскатистостью засмеялся он, — и в гараже у Коляна побывала. Не там, лапушка, искала, не в том гараже.
Он загоготал еще пуще.
— Не все еще у наших сыщиков доморощенных получается, — с притворным сожалением проговорил Селиванов, — а тем более у бабы. В мужские игры поиграть захотела? Только игра-то твоя затянулась. Но мы это дело поправим.
— Только вот мальцов моих жалко. Но, надеюсь, Илья Гаврилыч поможет, — Богомаз заискивающе посмотрел в лицо прокурору.
— Значит, это вы, — не выдержала я, — покрывали Тагировых? — пристально взглянула я на Селиванова. — А может, и Шатрова посоветовали или приказали убрать? Ведь он мешал вам. Сильно мешал. Даже после того, как его три месяца обрабатывали в СИЗО.
— Какая умненькая! — фиглярствуя, засюсюкал Селиванов. — Именно я, а Пал Василич поддержал. А то она, — он бросил веселый взгляд на Богомаза, — все интересовалась, кто такой Богомаз, что с ним Тагиров дружит. Теперь поняла? Больно ты глубоко копнула. Запомни, Селиванов не любит, когда в его дела вмешиваются! Хотя чего уж запоминать — время твое истекает.
Я и сама понимала это, но у меня была надежда на то, что мне удастся если и не повернуть часы вспять, то все же умереть своей смертью, лежа, как говорится, на пуховой перине. А почему бы нет? Я не стала толкать пафосных речей, мол, какие вы все тут сволочи и гады продажные, какие беспринципные типы. Нет, вся эта беллетристика не по мне. Я была озабочена тем, как мне из этой передряги выбраться. У