растягивается на песке, подставляя тело жгучим ласкам солнца. Закрывает глаза и думает о нем, о том, как хорошо было бы, если бы Он был рядом и натирал бы ей спину маслом или занимался бы с ней любовью в море, где так сладка страсть среди волн, льнущих к сомкнувшимся телам.
Моника засыпает с этими мыслями и этими ощущениями, а когда просыпается, солнце, могучий Зевс, уже стоит высоко, господствуя над всем вокруг: над морем, небом, песками, людьми, над ее горячим и расслабленным телом. Затем обе идут в ресторан, где управляющий самолично их обслуживает, улыбается Монике и даже вручает ей свою визитную карточку на случай, если она захочет с ним встретиться. Они едят суп из шпината, салат с великолепным лангустом «Термидор», запивая блюдо холодным пивом, ибо при такой жаре можно выпить целую бочку пива, хотя тут они допускают гастрономическую оплошность, ибо к лангусту обычно подается благородное белое вино (лучше всего – французское), а не плебейское пиво, но можно ли требовать от Юмалайди, дочери плотника, изысканного вкуса. Моника знает некоторый толк в столовом этикете, но какой кубинец в силах отказаться от возможности насладиться пивом «Атуэй» или чешским плзеньским.
На десерт они пьют крепкий черный, специально приготовленный для них кофе. Конец пирушки оборачивается приятным сюрпризом: оказывается, счет уже оплачен Марселем, управляющим, который при прощании целует каждую в обе щеки и шепчет Монике на ухо: «Обязательно позвони мне, у меня есть для тебя кое-что интересное». – «Конечно, дорогой», – отвечает она, хотя не имеет ни малейшего желания когда-нибудь увидеться с этим французом. Она думает о Нем, о том, как было бы чудесно пообедать вместе. Надо пригласить Его, решает она, но тут же вспоминает, что Он не позволяет ей платить по счетам.
Позже они берут такси за доллары и к вечеру возвращаются в Гавану усталые и расслабленные. «Бай- бай, пойду приму душ и буду одеваться. Сегодня ночью придется потрудиться», – говорит Юмалайди и целует Монику в щеку. Моника входит к себе в квартиру, где ее визгом встречает обезумевший от радости Чарльз. Она идет в душ, переодевается и звонит Ему, но, как всегда, телефон у него не работает.
«Пойду навещу Его», – говорит она и выходит на улицу.
Призрак Франсиса ошибся. Не Моника увела моих близняшек, а Бэби, только Бэби, которая глядела на меня из зеркала комнаты, большой комнаты в доме на берегу моря, в том доме, где я жил.
Это случилось как-то летом, в один из обычных жарких и душных вечеров, который, однако, оказался вовсе не таким обычным. К нам нежданно-негаданно нагрянул гость, перевернувший всю нашу жизнь – мою, моих дочек, Бэби. Если бы не тот визит, я теперь не рассказывал бы историю о Монике, не сидел бы в этой комнатушке, беседуя с привидением и вспоминая бывшую жену. Я жил бы в своем (или каком-нибудь другом) доме на берегу моря со своими дочками
и с Бэби.
Моя жена раздевалась в спальне, когда настойчиво и тревожно зазвонил звонок входной двери, нарушая вечернюю тишину. Девочки уже легли, и мы, притомившись за день, готовились ко сну.
– Кого несет в такое время? – сказала жена, хотя было еще не так поздно, часов десять.
Накинув халат, я открыл дверь – там стоял Луис Мальдонадо, мой друг и товарищ по работе.
«Мальдонадо.[23] Ну и имечко. – Губы Франсиса растянулись в беззвучной улыбке. – Очень ему подходит».
Мальдонадо извинился за поздний визит. Был он с виду очень взволнован.
– Отчего-то он нервничает, – сказала Бэби, возясь на кухне, так как с гостем следовало немного выпить и закусить. – Что с ним такое приключилось?
На террасе, где мы расположились, было прохладно и вполне комфортно, мы с Бэби излучали радушие, но наш друг сидел с вытянутым лицом. После нескольких тостов Мальдонадо оживился. Я, забыв о всякой усталости, чувствовал себя превосходно, наслаждался хорошим ромом и морским ветерком, вел легкую беседу с Мальдонадо, который поглядывал на Бэби, красивую, как всегда. Мне было грех жаловаться на судьбу. У меня имелись чудесные дочки, Бэби и этот дом на побережье, о котором можно было только мечтать; кроме того, в самом скором времени меня ждало повышение по службе, даже, возможно, работа за границей.
– Сегодня Рохас подтвердил, что меня скоро продвинут и даже, может быть, пошлют за границу, – сказал я, радостно делясь с другом хорошими вестями.
Мальдонадо заморгал, приложился к четвертому стаканчику рома и с минуту молчал. Затем, поставив стакан, заговорил.
– Тебе везет, тебе на редкость везет. – В его голосе слышалась ирония. – А вот меня задвигают.
– Как так? – воскликнули мы с Бэби.
– Велят проявить себя в провинции.
– Не может быть. Ты же тут вкалываешь как проклятый.
– Да, но начальнику пришелся не по нраву. Он давно решил от меня отделаться, я только сейчас узнал об этом. Случайно. Со стороны. Потому и пришел к вам. Чтобы вы об этом тоже знали. – Мальдонадо ласково погладил холодный стакан. – Рохас большая сволочь, держит возле себя одних подхалимов.
Бэби посмотрела на нас обоих, и мне захотелось сказать: «Неправда, вот я не подхалим, а он мне доверяет», – но я не успел, ибо в этот самый момент Франсис так захохотал, сидя в кресле в моей городской каморке, что затрясся его жирный живот. «Врет! – заорал он. Но ни Бэби, ни Мальдонадо Франсиса не слышали. Только я его понимал. – Этого парня выгоняют за то, что он не отчитался за деньги, выданные ему на служебные расходы за границей и растраченные им на шмотки и рестораны». Не имело никакого смысла обращать внимание на слова Франсиса. Он уже не один год враждовал с Мальдонадо, с тех пор, как последний обвинил его в беспробудном пьянстве.
– Настоящая сволочь этот Рохас! – почти кричал Мальдонадо.
– Тише, успокойся, тебя могут услышать. – Бэби бросила взгляд на дверь.
Мальдонадо шумно втянул последние капли рома из почти пустого стакана. Его лицо налилось кровью, а бледные пальцы потряхивали стакан, где гремел кусочек льда.
– Знаете, что я вам скажу? – Мальдонадо понизил голос до шепота, что отнюдь не уменьшило его ярость, приумноженную алкоголем. – Если меня попрут, я уеду. Да, найду лодку и смотаюсь, смотаюсь к…
Я не нашелся что возразить, но подумал, что он здорово набрался и собой уже не владеет.
– Не болтай глупостей, – сказал я.
– Схожу принесу еще выпить, – пробормотала Бэби и встала из-за стола.
– Нет, хватит. Пойду домой. – Мальдонадо поднялся, едва не опрокинув стул, и, пошатываясь, направился к двери.
– Как ты себя чувствуешь? Сможешь вести машину?
– Без проблем, – качнулся Мальдонадо.
– Почему бы тебе не переночевать у нас? – попытался я его удержать, не представляя себе, как он сядет за руль.
– Нет, нет, я пошел, бля, уже пошел.
Проводив его за ограду, я вернулся домой к Бэби. На террасе моя жена убирала со стола, вопросительно поглядывая на меня.
– Нализался он до чертиков, – сказал я.
– Похоже. – Бэби пошла на кухню, я – за ней.
– Жутко расстроился из-за увольнения, но он парень умный и свое возьмет, – сказал я.
Глаза моей супруги снова встретились с моими.
– Ну и что ты думаешь теперь делать? – нерешительно произнесла она.
– Делать? В каком смысле? Не мне же отменять решения Рохаса.
– Я не об этом, а о том, что он сказал. – Бэби сцепила пальцы рук.
– Сказал – что?
– То, что хочет уехать. – Бэби раскинула руки в стороны.
– Нес ахинею. Спьяну. Не стоит принимать всерьез.
– Не будь ребенком. – Бэби воздела руки к небу. – Ты можешь нажить большие неприятности. Пойдешь проинформируешь об этом?
«Xa-xa-xa, – глумливо смеялся Франсис. – Проинформируешь… звучит куда симпатичнее, чем настучишь».
