Один за другим, точно костяшки домино, рушились дома, примыкающие к лесному массиву по Большой Якиманке. Они даже не рушились, а почва под ними становилась вдруг жидкой и засасывала здания, тут же сжимая их и перетирая в крошку. Грохот стоял такой, точно вблизи закрутились десятки каменных жерновов.
Из-за шума Коваль окончательно растерялся. Он не слышал, не чувствовал, где находится дракониха, вокруг громоздились сплошные завалы, ровные аллеи превратились в ямы и кратеры, а птицы продолжали молча пикировать на голову. Слава богу, им недоставало ума нападать снизу.
Обе руки Артура по локоть были покрыты стекающей кровью, лицо он опустил вниз, отбиваясь вслепую, и в подобной позе, вспоминая хичкоковский кошмар, выбрался наконец на относительно ровное место. И почти сразу ему в ногу вцепилась крыса. От неожиданности он покачнулся и чуть не упал. Привычное, выработанное годами тренировок восприятие покинуло его. Обычно хватало легкого усилия, чтобы подчинить своей воле птицу или мелкое млекопитающее, но сейчас ни одна из этих безумных тварей не проявляла признаков послушания. Вторая крыса бросилась на грудь, совсем близко от лица Коваль увидел ее ощеренную пасть. Одновременно острый клюв ударил в левое плечо, а по лицу хлестнуло мощное крыло.
Артур расслабился, высвобождая энергию боя, и тут же завертелся в диком танце. Он колол и рубил налево и направо, он кувыркался и давил их ногами, иногда не различая, где верх, где низ. Кто бы мог предположить, что в крохотном лесочке посреди города обитает такое множество мелкого зверья! Под натиском наступающей воды крысы катились бесконечным визжащим потоком, и не только крысы. Каждое животное, почуяв человека, забывало о вселенском ужасе и кидалось на него, обнажив клыки. Коваль зарезал десятка три крыс, по счастью, самого обычного размера, штук пять бакланов и кошек, без счета чаек и птиц помельче.
Его одежда превратилась в лохмотья, левую штанину по колено оторвала дикая собака, Артур сломал о врага четыре последних лезвия. Мышей, белок и прочих мелких грызунов, норовивших забраться под одежду, он давил голыми руками. Но большинство из них успевали укусить его хотя бы раз. Хуже всего была рана на локте. В горячке он не сразу заметил, что рука перестает слушаться, а затем в рукаве стало горячо, а пальцы скрутило, как у паралитика…
В тот момент, когда невидимая крупная птица схватила его когтями за шею и рассекла клювом лоб, что- то изменилось вокруг. Могучая туша дракона стремительно надвинулась из темноты и подмяла человека под себя. Испугаться у Артура не хватило сил. Он лежал на спине, почти раздавленный брюхом ящера, и сплевывал кровь. Мальвина услышала его крик и пришла на помощь. Она защищала хозяина, как защищала бы детенышей, накрыв своим телом.
Верхняя губа Мальвины приподнялась, освобождая скрытую пару ороговевших ноздрей. Миг спустя горло рептилии содрогнулось, и над трясущейся поляной пышным фиолетовым сполохом раскрылся огненный цветок. Плотная струя огня ударила в небо, в самую гущу птиц, мигом превратив их в кричащие факелы. Затем Мальвина повела головой, выжигая полукруг на поверхности земли, и опять задрала морду вверх. Живое море хлынуло вспять, крысы и мыши на бегу превращались в скелеты, дикие кошки катались, теряя остатки шерсти. Освещая побоище, сверху падал настоящий ливень из горящих трупов птиц. Несколько облезлых псов, роняя слюну, кинулись на Мальвину сбоку и повисли на крыле. Дракониха взвыла, стараясь их скинуть, Артур освободился и кое-как встал на четвереньки. Ему удалось усилием воли остановить кровь, но левый глаз ничего не видел. Правый локоть превратился в сплошной голый нерв. Вокруг стало светло как днем. Горело всё, даже то, что не должно было гореть: сырые корни деревьев, насквозь промокший кустарник. Отвратительно воняло паленой шерстью. Мальвина каталась по земле, ударами хвоста раскидывая нападавших, но тех было слишком много даже для такого гиганта, как она. За кругом затухающего пламени Артур видел тысячи и тысячи маленьких свирепых глаз, полчища наземных и летающих живых существ, порожденных его волшебством. На земле огонь слабел, но в спутанных ветках ближайших кустарников неистово бушевал пожар. Улучив момент, когда Мальвина перекусила шею очередному псу, Коваль прыгнул в седло.
– Хоп-па! - Он дергал вожжи, но рептилия, взбешенная дракой, не реагировала.
Она крутилась на месте, делая короткие плевки. Каждый сгусток огня достигал цели, но сражаться против вставшей на дыбы природы они не могли. Артур понятия не имел, на сколько еще Мальвине хватит заряда. Чтобы набрать полный объем горючей смеси в мешок, расположенный между легкими, Прохор в течение недели каждый вечер поил свою питомицу особыми тайными отварами. Синтез в организме ящера заканчивался лишь на пятый день.
– Хоп-па!
Коваль завладел наконец вторым кинжалом и почувствовал себя увереннее. Дракониха ревела, приседая на вздувшихся лапах, одна из кожаных пластин крыла была располосована когтями. Под сорванной броней чешуи на боку багровели лохмотья мяса. И тут на Коваля бросилась корова. Такого поворота он никак не ожидал, корова не могла родиться в степи, она принадлежала людям. В паху буренки раскачивалось увесистое вымя, на лопатке виднелось треугольное клеймо, а на шее болтался кусок оборванной веревки. Налитые кровью глаза излучали такую свирепость, что Артур пожалел об оставленном в деревне ружье. Корова бежала, сосредоточенно выставив рожки, и ей, похоже, было наплевать, кто там впереди - дракон или болонка. Никакие метательные ножи бы ее не остановили. Мальвина как раз отвлеклась на очередную собаку, когда корова с разбегу ударила ее рогами в бок. Такого удара чешуя не выдержала, рептилия издала сумасшедший вопль, дернулась всем телом, рога застряли, и корова тут же сломала себе шею.
– Хоп-па! - Коваль дубасил дракониху пятками и наконец поймал слабый отголосок ее возбужденного сознания. - Давай, милая, давай!! - умолял он, оттяпывая головы сразу двум осатаневшим котам.
Мальвина распустила все четыре крыла и без разбега поднялась в воздух. Артур обнаружил, что забыл просунуть правую ногу в седельные 'штаны', и какое-то время с риском для жизни болтался над пропастью. Подтягиваться он мог только левой рукой, правое предплечье, порванное собачьими зубами, бездействовало. Кровь уже не сочилась, рукав намертво прирос к коже, но при любом движении боль стреляла от кончиков пальцев до затылка.
Он направил дракона в сторону, иначе они угодили бы в самый центр птичьей стаи. Несколько секунд крылатый змей летел как бы между двумя живыми пульсирующими облаками. Снизу, давясь от ярости, выпрыгивали в воздух очнувшиеся от сна сухопутные обитатели парка. Сверху, угрожающе шелестя крыльями, нависала орда еще более грозного противника…
Потом, когда Коваль понял, что опасность миновала, что они вырвались, он позволил себе достать флягу и, скрипя зубами от боли, отмыл спекшиеся ресницы. Внизу разворачивалось страшное и безумно красивое зрелище. От солнечного диска на западе оставался узенький серп, и в косых лучах заката бывший Парк культуры трепетал, словно живот умирающего в агонии зверя. 'Волна' достигла середины реки, и маслянисто-блестящая стена воды готовилась обрушиться на Пречистенскую набережную. Парк смотрелся так, точно туда недавно угодил метеорит, деревья валились спиралью, кронами от центра. Выдергивая ветки, поднимая в воздух тучи грязи и строительного мусора, раскручивался невиданный для центра России смерч. Там, где проносился вихрь, срывало даже верхний слой почвы. Но Коваль уже знал, что на месте погибших растений через короткое время, как на дрожжах, поднимутся свежие непроходимые заросли.
Храм Святителя Николая накренился под углом градусов в двадцать и вот-вот собирался осыпаться. Не осталось ни Выставочного зала, ни жилых кварталов к востоку. По прилегающим улицам во всю мочь удирали пешие и конные, а асфальт под их ногами расплавлялся и проседал. Вдали столкнулись и горели два автомобиля. Артур не мог не усмехнуться. Последние минуты его пробирал безотчетный нервный смех. Очевидно, это было первое серьезное дорожное происшествие с участием моторных средств за прошедшие сто лет.
Он направил дракона к Кремлю. Пока что здесь не качало, но внизу наблюдался беспорядок. На площади горели десятки костров и поминутно вспыхивали новые. Непрерывный поток беженцев уходил по Воздвиженке и Тверской, мощным набатом гудели колокола. Где-то в темноте северных кварталов проносились трассирующие автоматные очереди. Цунами, поднятое первыми толчками, улеглось, но как раз в этот момент волна достигла опор Москворецкого моста и разом смыла несколько десятков подвод и автомобилей.
Артур напряг зрение. В черной воде среди ледяного крошева барахталось целое стадо мычащих,
