– У Адриана есть старый друг в Амари.
– Ого!
– Этот друг служит в УМАД.
– Любопытно.
– Вот именно. Мы наткнулись на него полтора месяца назад в Энтеббе. Он из Южной Африки, геолог. Я буду называть его Билл. Они с Адрианом знакомы с войны. Вместе служили в авиации. Билл приехал в Энтеббе за каким-то научным оборудованием, которое должно было прибыть из Западной Германии. Мы ожидали пересадки на самолет в Джибути. Мы провели вечер с Биллом и немного выпили. Он много говорил. Пару раз он упомянул слово «редкоземельные». И оставил Адриану свой адрес в Амари.
– А после этого ваш муж поддерживал с ним контакт?
– Да. Об этом я и собираюсь рассказать. Мы прилетели в Джибути, чтобы встретиться с одним американцем, отправлявшимся в Эфиопию с экспедицией по отлову диких животных. Адриана ему порекомендовали в качестве организатора экспедиции. Мы обо всем уже договорились и собирались отправляться, когда американец заболел – сердце. Все отменили, и мы с Адрианом оказались на полной мели. Мы уже начали тревожиться, но тут появился Кинк со своим предложением. В Джибути оно звучало не так уж плохо, а?
– Да, не так плохо.
– Адриан, однако, не был в этом уверен. Он из осторожных. Он дал телеграмму Биллу в Амари, обрисовал ситуацию и попросил совета. Ответ пришел за день до нашего отбытия из Джибути. Очень интересный ответ. Конечно, Билл знал все о СММАК. Это большой концерн, действующий в целом ряде этих молодых стран, и Билл писал, что тут можно заработать. Но что особенно хотел знать Билл, где именно предлагается работа. Он утверждал, что это чрезвычайно важно. И если работа предполагается в Махинди, то Адриан должен обязательно с ним связаться. Понимаете, что это значит?
– Понимаю. Он почуял, что дело нечисто. Удалось вашему мужу вновь связаться с ним?
– Глупый вопрос. Как бы он смог? Вот тут-то вы и вступаете в роль. – Она сделала драматическую паузу. – Скажите, Артур, вас очень трогает, кому будет принадлежать этот клочок земли с редкими рудами?
– Мне платит СММАК.
– УМАД заплатит больше.
– СММАК здесь, а УМАД там.
– Разве вы не поняли, что Адриан и Билл служили вместе в ВВС?
– Полагаю, вы ведете речь о рации.
– Билл сказал, что УМАД использует в полевых работах частоту в двадцать два мегагерца. Адриан говорит, что у вас есть доступ к этой частоте.
– В рации может быть такая частота, но я не имею свободного доступа к ней. Ее тщательно охраняют.
– Но вы будете иметь к ней доступ.
– Когда начнется операция – да.
– Я это и имею в виду. Так вот, у Адриана есть кодовый сигнал, который он должен передать. Если он обратится к вам с предложением, выслушаете ли вы его?
– Выслушать-то выслушаю, но не вижу… Она внезапно остановила меня:
– Артур, пока вы не выслушали, вам нечего и видеть. Запомните только две вещи. Если выиграет СММАК, через три месяца контракт истечет, с вами расплатятся, и привет. Еще один белый наемник в поисках работы, и только. Если выиграет УМАД, а вы будете в числе тех, кто ему оказал содействие, ваши дела Могут здорово поправиться. Подумайте об этом.
– Хорошо, я подумаю, миссис Уилленс. – По крайней мере такое обещание нетрудно выполнить.
– Теперь вам лучше возвратиться. Спокойной ночи, Артур.
– Спокойной ночи, миссис Уилленс.
Когда я вернулся, Гутар посмотрел на меня с любопытством. Как только я налил себе крайне необходимый в тот момент стаканчик бренди, он подошел ко мне.
– Тебя долго не было. Уилленс появился?
– Нет. Мы говорили об Австралии.
– И только-то? Ты теряешь хватку, Наконечник.
Я устал, в голове моей роилась масса мыслей, и мне не давало покоя упоминание о «белых наемниках». Я раньше не видел себя в подобном свете. На мгновение я потерял свой страх перед Гутаром.
– Перестань звать меня «Наконечник»! – огрызнулся я.
Если бы я чувствовал себя не таким задерганным и сбитым с толку, может быть, я и получил бы удовольствие от удивления, выразившегося на его лице. Впрочем, это выражение сохранялось недолго. Оно уступило место его жесткому, опасному оскалу.
– Уже нервничаешь, дружок? – Его глаза злобно шарили по моему лицу. – Работа, ты знаешь, начнется еще не завтра. У тебя впереди целый день, чтобы молиться.
– Да дело не в этом, – машинально сказал я.
– Не в этом? Значит, дело в чем-то другом. В том, чего я не знаю. Так?
