держал кувшин так, словно собирался улизнуть вместе с ним.
– Будущего?!
– Да, всего лишь один из тысяч вариантов. Ты мог бы остаться в Храме, надеть синюю рясу и честно служить добру. Собирать Звенящие узлы, чистить поля от грязи, помогать крестьянам. Надеюсь, ты веришь, что мы заняты полезными делами. Ты прилежный ученик и мог бы когда-нибудь получить зеленую одежду. Честно говоря, у меня даже нет желания тебя уговаривать, как в прошлый раз, - поделился Вао. - Но так гласит Устав Ордена. Всякий, желающий стать послушником, имеет право на выбор. Если уж ты не вернулся к молодой жене, то на наших девушек я сильно и не рассчитывал.
– Спасибо, почтенный Настоятель… Но вряд ли из меня получится монах.
Коваль наконец обнаружил свой плащ. Осторожно встал и убедился, что может держаться на ногах. Окружающие предметы уже не плавали перед глазами, и нахлынувшая было тоска уступила место легкой грусти.
Как будто силился вспомнить что-то светлое и никак не мог…
– В том-то и закавыка, - кисло пробурчал гном, - что нехорошо соблазнять послушника земными благами. Тем более - русского. С вами вечно не так, как с нормальными людьми. Приходите нечасто, но заморочек с вами больше в десять раз. Я предупреждал братьев, что лучше тебе отказать. Говорил им, что раз уж человек, да не пастух какой, а при власти, столько верст отмахал, стало быть, не возьмешь его на жемчуга да на передок…
– Я не могу понять, почтенный Настоятель, стал ли я послушником?
– А что тебе нужно для понимания?
– Ну… должен же быть какой-то ритуал, обряд.
– Обряд… - брезгливо поморщился гном. - Я малость старше тебя и расскажу кое-что про обряды…
Его манера разговора в очередной раз круто изменилась: на сей раз в речи Вао-Ивана пробились менторские монотонные нотки.
– Великий Кун-цзы так говорил своим ученикам: 'Благородный человек думает о долге, низкий человек думает о выгоде'. Великий Кун-цзы говорил, что благородный правитель, истинный цзюнь-цзы, должен обладать гуманностью и чувством долга. Он должен быть бескорыстен, скромен и справедлив. Для цзюнь- цзы превыше всего интересы народа. Он безразличен к еде, богатству, излишествам и материальной выгоде… Учитель мечтал, чтобы было так на земле, чтобы государством управляли люди долга…
Коваль ждал, не вполне понимая, куда клонит собеседник. В игрушечных ручках гнома бронзовый сосуд с дракончиками казался огромным.
– …Учитель считал, что разумное общество должно непременно состоять из тех, кто создан думать и управлять, и тех, кто создан работать и повиноваться. Великий Кун-цзы ожидал от учеников, что они выберут для управления страной самых добродетельных и ученых. Объясни мне, мирный человек, в чем ошибался учитель?
– К власти, как всегда, пришли самые наглые и богатые? - предположил Артур.
– К власти пришли те, кто умел соблюдать обряды, - зло рассмеялся гном. - Прошло несколько сотен лет после смерти Учителя, и от его мудрости остался один лишь ритуал. Напускное поклонение старикам, публичная скромность и показная добродетель… Прошло две с половиной тысячи лет с тех пор, как с нами нет Учителя. И всё это время народ помнит его. Его помнят и любят, его слова повторяют всякий раз, когда мечтают о справедливой жизни. Но жизнь простых людей остается горькой и несчастной. Почему так происходит, мирный человек?
– Наверное, справедливую жизнь не так легко наладить…
– Об этом я и пытаюсь тебе сказать. Правители Поднебесной не смогли дать счастье своим подданным за две тысячи лет, а ты берешься осчастливить людей за полгода… Ты всё еще хочешь пройти какой- нибудь обряд, мирный человек?
– Я понял твои слова и ценю твою заботу, почтенный Настоятель! - тщательно подбирая слова, заговорил Артур. - Вероятно, мы еще вернемся к этой беседе…
– Когда снова станет поздно? - перебил Вао. - Когда ты устанешь любить людей и поймешь, что гораздо проще любить ритуал?
– А что ты мне предлагаешь?
– Останься и отдохни. Твой враг, для которого ты готовишь червей, никуда от тебя не уйдет. Разве что умрет своей смертью. А ты ложись спать. Проснись утром, прислушайся к пению птиц и шуму водопада. Делай то, что хочет твое тело. Купайся в реке и мойся с женщинами в бане. Собирай цветы и совершенствуй боевое искусство. Попробуй наши травы и выгони соль из суставов. Почувствуй себя опять молодым и забудь о людях, которые никогда не будут тебе благодарны. Каждый день изучай хотя бы один иероглиф, и спустя пару лет мы вместе с тобой сложим стихи. Здесь, снаружи, так красиво, что нельзя не сложить стихи…
– Спасибо, Настоятель! - заерзал президент. - Ты знаешь, что я не останусь. Я постараюсь не забыть того, что ты сказал.
– Ты первый из синих послушников, кому позволено вынести маленьких друзей. Не забывай, что Настоятель Вонг и скрытые Наставники будут следить за тобой. Они не пойдут по следу, но обо всём узнают от маленьких друзей. Мы подарили тебе червей потому, что увидели в тебе священные идеалы цзюнь- цзы…
– Я не забуду.
– Тогда забирай свой кувшин и готовь руку. Кое-кому не мешает позавтракать…
17. ЦЗЮНЬ-ЦЗЫ
Председатель революционного Комитета Гоминьдана, почтенный Ло Цзясу грелся на солнышке. Он гордился тем, что умел ценить сладкие мгновения жизни и правильно распределял время между делами государственными и созерцанием. Он гордился тем, что прочел немало книг и правильно понял суть учения великого Конфуция. Почтенный Цзясу знал, что далеко не все разделяют его точку зрения на труды Учителя, но это его не очень волновало. Он считал, что из каждой древней мудрости надо брать только то, что подходит для сегодняшнего дня.
Иначе очень легко запутаться в идеях и правилах, которые были предназначены для совсем других людей. А слишком сильно заботиться о других людях Председатель не умел и не хотел.
Вот и сейчас он намеренно игнорировал троих просителей и курьера от Военного министра. Все четверо никуда не денутся, а вот последнее осеннее солнышко спрячется за тучку, и неизвестно, появится ли до весны. До тепла еще так далеко, а жизнь столь непредсказуема…
Почтенный Ло смежил веки и улыбнулся. Какое-то время ему было очень хорошо, затем колыхнулось полотнище походного шатра, и чья-то тень заслонила свет. Председателю послышался неясный далекий шум, словно захлопали крылья. Почти сразу сквозь щели дунул ветерок. Еще Председателю показалось, будто он слышит какие-то посторонние звуки, излишне громкие голоса или даже крики. Но тут же всё стихло, и Цзясу тихонько рассмеялся.
Не могло быть и речи, чтобы кто-то посмел шуметь, когда он отдыхает.
Полотнище снова колыхнулось, нос Цзясу уловил терпкий аромат любимого чая и жареных пирожков. Председатель подождал несколько секунд, надеясь, что служка поставит поднос и удалится. Затем неохотно приоткрыл левый глаз. Солнечный диск готовился нырнуть в грозовую муть, оставалось совсем немного времени, а наглый мальчишка продолжал стоять, лишая лидера страны послеобеденного сна. Председателю очень не хотелось поднимать руки и хлопать в ладоши. Он подумал, что двадцать плетей за подобную наглость будет в самый раз.
– Убирайся, - сказал Председатель.
Он с изумлением услышал, как кто-то шумно втянул в себя чай из пиалы. Ло приоткрыл второй глаз, и гневные слова застряли у него на языке.
Вместо бритого мальчишки-слуги напротив оказался высокий лохматый русский, с лицом, заросшим седой щетиной, и одетый, как солдат, в грубую кожу. Председатель хотел кликнуть охрану, но русский
