– Слушаюсь!
Коваль выскочил из броневика, кружился вихрем в толпе офицеров, еле успевая отдавать приказания. Он кожей чувствовал, как утекает отпущенное время. Расшатавшуюся дисциплину следовало восстановить именно сейчас, раз и навсегда. Другой возможности могло не представиться!
– Капитан Семенюк, забирайте моряков в оцепление. Поставите их коридором, как мы тренировались в Катании, чтобы могли одновременно держать под обстрелом весь этот лужок, что вы превратили в плац. И вот что… Моряки вам верят. Обрисуйте им задачу. Объясните, что положение трудное, на них – вся моя надежда. По беглецам – стрелять без предупреждения.
– Всё понял. Не сомневайтесь, ваше высокопрсхство, ребята не подведут!
Глашатаи через рупор продолжали выкрикивать статьи приказа. По войскам прокатилось первое недовольное волнение, когда на центр площади, между развернутых колонн, моряки выкатили три виселицы на подвижной платформе.
– …Арестованы и немедленно будут преданы полевому суду девятнадцать мародеров, воровавших имущество у мирного населения. С этого момента отменяется наказание в виде долговременного ареста… Перечень проступков, за которых, согласно статьям шестнадцать, семнадцать и двадцать боевого устава, назначается смертная казнь через повешение: воровство у местного населения, любое насилие в отношении гражданских лиц, самовольный захват помещений и имущества, осквернение церквей и храмов любых конфессий, а также кладбищ и захоронений…
Полки заволновались не на шутку. Казаки с шашками наголо вывели арестованных. Прозвучала команда «примкнуть штыки». Конные разъезды шагом выехали вперед, заняв свободные коридоры между пешими подразделениями. Некоторые, самые шустрые из задних рядов, попытались скрыться или двинули за оружием, но их тут же стали перехватывать британские подводники с пулеметами и верные присяге русские мотострелки. Обошлось почти без стрельбы, присмиревшие буяны вернулись в строй.
– …Согласно статьям восемнадцать, девятнадцать и двадцать один… назначается смертная казнь через расстрел за следующие воинские преступления: самовольное оставление вверенного поста, сон на посту, утеря оружия, порча оружия, членовредительство… неподчинение приказам, самовольное оставление места дислокации, обозначенного старшим, самовольное изменение маршрута передвижения, подстрекательство к мятежам и неповиновению…
Тем временем мародерам был зачитан приказ. Первые трое отправились на виселицу. Четверо пытались вырваться, их застрелили на месте. После того как покончили с теми, кого схватили в садах Генуи, перешли к откровенным саботажникам.
Полки дернулись, по шеренгам прокатилась шумная волна недовольства. Особенно яро возмущались, как ни странно, италийские крестьяне, совсем недавно добровольно записавшиеся в войско. Из строя раздались выстрелы. Упал раненый лейтенант, упал сержант. Артура немедленно заслонили гвардейцы, едва ли не насильно запихали в машину.
– Всем оставаться на местах! – возвестил генерал. – Каждый, кто покинет строй, будет расстрелян на месте!
С крыши арсенала отрывисто залаял пулемет. Многие инстинктивно пригнулись. Пользуясь замешательством, в ряды бунтарей врезались казаки. Не прошло и пяти минут, как стрелявшие были скручены и выведены к центру построения. Их оказалось семеро. Начальник штаба приказал включить прожектора на паровиках и зажечь дополнительно сотню факелов, чтобы всем было видно.
– Если вы не выдадите всех, кто прячет оружие, будет убит каждый пятый! Передайте им, полковник, пусть переведут именно так, как я сказал, – отчеканил президент.
Минуту спустя вдали раздались автоматные очереди. Это из задних рядов самые хитрые пытались просочиться в луга или вплавь форсировать реку, но у реки их встретили автоматчики капитана Лоуренса. Эти не щадили никого, им было важно вернуться невредимыми на родные субмарины.
Затем Артур приказал расстрелять перед строем двадцать человек, опасных буянов, содержащихся в отдельных каморках. Пожалуй, это было самое трудное решение, которое он принял за весь период похода. Но принять его оказалось совершенно необходимо. Списки хулиганов подали командиры подразделений. Те командиры, кто отказался подать списки, лишились званий и сами отправились на гауптвахту, до дальнейшего разбирательства.
После второго залпа присмирели самые дикие. Глядя, как корчатся вчерашние заводилы, с мешками на головах, с руками, связанными за спиной, притихли даже те, кто явился на смотр с ножом за голенищем.
Последнюю попытку к коллективному бунту предприняли австрийцы. Эти вольные лесные жители, два дня назад отказавшиеся стричься и переодеваться в форму, активно стремились вернуться назад, в родные пенаты. Германец, назначенный к ним командиром полка, несколько раз призывал к тишине. При очередном залпе они сбили строй и побежали громадной необузданной толпой, больше чем тысяча человек.
Момент был опаснейший. За австрийцами могли сорваться и другие части. Коваль приказал открыть огонь из пулеметов. Ценой двух десятков смертей бегство было остановлено.
Президент объявил, что каждый может подать жалобу на действия вышестоящего командира, но отменить приказ или пренебречь им означает немедленный трибунал.
Президент дал полкам еще час, чтобы сдать спрятанное оружие и привести себя в порядок.
На паровике примчался взмыленный лейтенант, доложил, что догнали башкир. Пока догоняли, выяснилось, что больше половины из состава так называемых башкирских полков состоят вовсе не из башкир, а из всякой приблудной шелупони, из беглых каторжан самых разных кавказских национальностей, которые таким образом удрали от российской полиции. Оказывается, генерал Борк уже дважды перетряхивал личный состав этих шумных подразделений, несколько рот было расформировано, но до серьезного противостояния дело не доходило.
Лейтенант доложил, что многие башкиры как раз возвращаются в расположение армии с повинной. Но прочие кавказцы, числом больше полутора тысяч, завладев оружием, укрылись в лесистом ущелье. Туда не могли проникнуть танки и конные казаки.
Коваль немедленно снял со смотра четвертый уральский полк, набранный из спокойных, преданных резервистов. От них он беды не ждал. Пришлось пожертвовать углем, усадить резервистов на двадцать оставшихся паровиков и отправить по следам дезертиров. Большинство из уральцев были вооружены прекрасными охотничьими ружьями. Коваль дал команду оцепить лес, использовать огонь и минометы.
