— Так кто же?
Теперь Джойс, которая в тайне надеялась на приезд Брюса, была не в состоянии скрыть отразившиеся в ее глазах разочарование и одновременно внезапную успокоенность. Если это не Брюс, то все остальные визиты не представляли в настоящее время для нее особого интереса.
— Ну… Это она, Дорис Риган… — негромко проинформировала мать. — Она тут много расспрашивала о тебе и потом абсолютно запросто сказала, что может подождать, когда ты вернешься. Она сейчас в гостиной.
— Она тебе что-нибудь говорила о статье? — с тревогой поинтересовалась Джойс.
— Нет, ни слова.
— А ты ей?
— О нет! Конечно же нет.
— Тогда все хорошо, мама.
Проходя коридором, Джойс мельком поглядела на себя в зеркало. Это было старинное венецианское зеркало, закрепленное на дверце комода. Она осталась недовольна своим внешним видом, остановилась и более внимательно оглядела себя. Затем, подняв руку, нервно поправила свои рыжеватые волосы и уже намеревалась идти дальше, как передумала и замерла, размышляя о предстоящей встрече.
В памяти девушки четко запечатлелись события последних четырех дней, проведенных в городе детства. Она еще испытывала легкую боль в том месте затылка, которым так неосторожно ударилась о нижнюю часть шкафа, под которым пряталась вместе с Брюсом.
Заслышав шум открываемой двери, Дорис Риган неспешно повела взглядом в сторону входящей девушки.
Мисс Риган сидела, удобно устроившись в глубоком кресле. Ее изящные и стройные ноги были вытянуты вперед и скрещены. Одна рука лениво покоилась на платье, а в другой дымилась сигарета.
Приклеенный на правом виске розовый пластырь моментально вызвал в памяти Джойс незабываемые воспоминания о той баталии в лаборатории Мелвина.
Между тем Дорис Риган, глядя на севшую напротив Джойс, почти что промяукала:
— В результате пережитого в то утро папа попал в больницу. Шок оказался настолько сильным, что он и по сей день находится в палате.
— Передайте ему мои приветы.
— Большое спасибо. Вы можете, если есть желание, навестить его когда угодно… И все-таки, несмотря ни на что, нет необходимости особенно сожалеть о случившемся. Как говорят военные, потери оказались не такими большими. А вот остальное… Публикации, появившиеся в газетах в последние дни, довольно основательно подмочили репутацию нашей семьи. Простите, а вы не имеете ничего общего со всеми этими кошмарными статьями? Мы с папой ума не можем приложить, откуда журналистам стали известны все подробности.
— А почему вы спрашиваете меня об этом? — поинтересовалась Джойс.
— Ну знаете… В конце концов, вы так быстро покинули этот городок… Ваша спешка показалась мне несколько странной.
— Ну мне показалось, что вы тоже торопились убраться восвояси. А что касается меня, то мне не очень нравятся ни скандалы, ни тем более драки. Да и что вас, собственно, так беспокоит в этих публикациях? Там ведь все правда. Я-то знаю, что журналисты не лгут… — заметила Джойс. — Я видела все своими глазами. И все слышала.
— Очень жаль, что вы слышали это и придаете значение сказанному в запальчивости.
Джойс замкнулась. Продолжать разговор в таком тоне было небезопасно. Девушка начинала опасаться, что и сама может зайти слишком далеко, а открываться ей совсем не хотелось. Помолчав, она все-таки спросила:
— И что вы хотите этим сказать? Отчего вы сожалеете, что я слышала сказанное Брюсом?
— Ну в конце концов… Поймите, есть разница в том, что рассказывает или может рассказать Сэм, и в том, что могли бы поведать вы. И в случае каких-либо разногласий все наверняка больше поверили бы именно вам, человеку культурному и образованному.
— Как? Поверили бы больше мне? В чем?
— Ну конечно же, вам. И во всем, — подтвердила Дорис.
— Послушайте, да о чем вы, собственно, говорите?
— Я говорю о Сэме. Он же тоже присутствовал во время той стычки…
— Вы хотите сказать, что Сэм уже выступил с какими-нибудь заявлениями, которые противоречили появившимся в прессе публикациям?
— Нет, еще нет, — устало заметила Дорис. — Но я уверена, что в ближайшее время он сделает некоторые опровержения.
— Неужели он будет лгать?
— Ну зачем же так? Лгать… Папа ему неплохо заплатит.
Дрожа от возмущения, Джойс поинтересовалась:
— А как же Брюс?
— Что Брюс?
— Ну да, что скажет на все это Брюс?
— Вы же знаете, что наш дорогой Брюс никогда не испытывал особого расположения к журналистам. Ему никогда не доставляло удовольствия стремление прессы оповестить весь белый свет о его открытии. А журналисты никогда особенно не считались с этим его нежеланием… Так что наш дорогой Брюс…
— Простите, это ваш дорогой Брюс… Не могу сказать о нем «мой дорогой», — возразила Джойс.
— Ну не нужно придираться к словам. Вы же понимаете, что это не более чем привычная фраза… Простите, а можно поинтересоваться, почему вы так нервничаете? Я очень надеялась, что мы с вами легко найдем общий язык. Мне казалось, что и вы, как и мы, заинтересованы в том, чтобы опровергнуть эти лживые статьи.
— Вспомните, нечто подобное вы мне говорили уже прежде. Но ни тогда, ни сегодня мне нечего делить с вами.
— Вы так уверены? — хищно улыбнулась Дорис.
— Более чем уверена.
— Отлично. В этом случае будет, наверное, лучше, если я уйду. Только мне непонятно, с чего это вы принялись вдруг защищать прессу…
— Я защищаю правду! — резко бросила Джойс.
— Но в не меньшей степени правдой является и то, что Брюс был против появления на территории замка журналистов. Таким образом, ни один из них не имел возможности присутствовать при известном вам инциденте. Так что имейте в виду — Брюс намерен провести расследование и пойти так далеко, как это только возможно, чтобы наказать нахала в назидание остальным.
Поднявшись, Дорис Риган медленно направилась в сторону двери, искоса поглядывая на Джойс. Та тоже встала и, невозмутимо глядя на уходящую гостью, лишь несколько отошла в сторону, дабы не мешать ей удалиться.
Все это время Сильвия Пауэр стояла у двери гостиной, прижавшись к ней ухом. Ей не хотелось пропустить момент, когда уйдет гостья. Пожилая женщина даже испугалась, когда входная дверь громко хлопнула.
Стоя в разных концах коридора, мать и дочь внимательно глядели друг на друга.
— Что ей было нужно? — спросила мать.
— Не знаю. Точнее, не совсем уверена…
— Джойс, а что случится, если раскроется твоя настоящая профессия?
— Тоже не знаю. Во всяком случае, наша директорша, судя по всему, испытывает некоторое беспокойство, опасаясь, что все всплывет. Ведь никто не ожидал, что там может возникнуть столь скандальная ситуация. Но в любом случае уже поздно сожалеть о случившемся. Что сделано, то сделано… Небольшой снежок вызвал неожиданно целую лавину.
— Как ты понимаешь, — заметила мать, — для меня важно лишь то, что касается тебя. Если уж
