— Джойс, давай-ка поговорим наконец серьезно. Ты знаешь журналиста, который стоит у истоков всей этой истории? Ты знакома с ним?
Последовавшая за этим вопросом тишина была гулкой и напряженной. Джойс колебалась. Она не могла решить, как ей следует вести себя в данном случае. Что ответить? Все это было похоже на ловушку, в которую она никак не хотела попасть.
— С чего ты решил, что я могу быть с ним знакома? — помолчав, спросила она.
— Все очень просто. В ту ночь, помимо меня, там была только ты с Сэмом. Следовательно, сведения о событиях в лаборатории могли просочиться в печать лишь от одного из вас. Ты же понимаешь, что от меня это исходить никак не может.
— Тогда, по всей видимости, это Сэм, — решительно заявила девушка.
— Ты уверена?
— Нет. Конечно же, я не уверена, что это был Сэм.
— Но ты, по крайней мере, уверена, что сама никому ничего не рассказывала о событиях той ночи?
Что ему известно обо всем этом? — задалась вопросом Джойс. И что он собирается в ближайшее время выяснить?
Что-то подтолкнуло ее отрезать себе пути к отступлению, загнать себя в угол, не оставить себе иной возможности, как только признаться во всем, рассказать всю правду.
— Ну а если я и говорила на эту тему с кем-нибудь? — спокойно спросила она.
— В этом случае тебе придется отказаться от всего того, что ты рассказывала этому человеку.
— Ты сошел с ума?
Внезапно Джойс преисполнилась решимости противостоять Брюсу. Страх улетучился. Более того, появилось нечто вроде спортивного интереса.
Девушка откинулась на спинку кресла и внимательно, не отрываясь и не мигая, принялась рассматривать Брюса, как будто он был незнакомцем.
— Нет, детка, я не сошел с ума. Просто у меня аллергия на журналистов. Этим-то все и объясняется. И единственное, что меня интересует, так это рассказывала ли ты о событиях той ночи или нет.
Джойс прервала его:
— Я так понимаю, что никто не вправе запретить мне разговаривать с кем угодно и говорить кому угодно, что мне захочется. Это не подлежит сомнению, особенно когда идет речь о чистой правде. Так что я могу сообщать ее другим людям, не испрашивая предварительно разрешения ни у тебя, ни у Ригана, ни у кого другого на этом свете. Разве не так?
Став серьезным, Брюс настаивал на ответе:
— Так ты все-таки рассказала? Ты сделала это? Так, Джой?
— О Господи Боже мой! Ну на каком основании ты требуешь от меня отчета? Какое у тебя на это право?
— Я не требую от тебя отчета, Джой. Более того, я предлагаю тебе кучу денег за то, чтобы ты согласилась сделать соответствующее заявление.
— Никогда! Слышишь? Никогда!
— Подумай хорошенько, детка. Посоветуйся…
— И с кем, по-твоему, я должна посоветоваться?
— Не знаю, — ответил Брюс Мелвин. — Действительно не знаю. Может быть, с твоей подушкой.
— Видишь ли, Брюс, я не продаюсь. У меня нет цены. Ты чего-то недопонимаешь.
— Подожди, подожди. Пойми, кто-то прячется за тобой. И ты знаешь, о ком идет речь, и пытаешься защитить этого человека. Но вам это не удастся: ни тебе, ни ему. Уж поверь мне на слово. Я пойду до последнего и все-таки отправлю его в камеру, на гильотину, к самому дьяволу в пекло…
Говоря это, Брюс Мелвин мало-помалу повышал голос. В результате вначале ближайшие соседи, а затем и практически все посетители ресторана стали обращать внимание на происходящее за их столиком.
Страшно побледнев и нервно дрожа, Джойс поднялась.
— Прости, — стараясь оставаться спокойной, сказала она. — Мне нужно идти.
— Подожди!
Поднявшись во весь рост, он схватил ее за руку с такой силой, что она даже вскрикнула. Затем, не говоря ни слова, Брюс потянул ее за собой на улицу. При этом он не обращал ни малейшего внимания на любопытство окружающих.
— Будь прокляты все журналисты в этом мире! Ты слышишь? — прорычал он, встряхивая девушку за плечи.
— Немедленно отпусти меня! — потребовала Джойс со слезами на глазах.
Не желая допустить скандала, к ним приблизился швейцар клуба, одетый как генерал неизвестного рода войск или как склонный к военным забавам принц какого-нибудь экзотического королевства.
— Сударыня, если этот господин позволяет себе надоедать вам… — начал он.
Развернувшись к швейцару, Брюс Мелвин, который, казалось, и на самом деле начал сходить с ума, прорычал:
— Убирайтесь к дьяволу!
Удерживая одной рукой за запястье девушку, Брюс резко толкнул другой мужчину в грудь. Не ожидавший толчка швейцар оступился и рухнул на тротуар.
Дело начало принимать серьезный оборот.
Брюс Мелвин окончательно потерял голову. Будучи в ярости, он был готов перенести свое неудовольствие на кого угодно. Стоя рядом с поверженным на землю швейцаром, он угрожающе смотрел по сторонам.
Проходящие мимо люди стали останавливаться. Некоторые женщины начали кричать, требуя полицию.
Растерянная, Джойс стояла рядом с Брюсом.
Журналисты и полиция появились на месте происшествия, не сговариваясь, практически одновременно.
XX
После того как все газеты напечатали скандальную хронику о происшествии около клуба, отношение к Джойс в редакции изменилось в худшую сторону. В конце концов Джойс Пауэр подала заявление об уходе, после чего уединилась дома, отказываясь видеть кого бы то ни было.
И только сэру Патрику Ригану удалось проникнуть к ней, добившись разрешения нанести короткий визит. Разговор проходил на повышенных тонах и завершился настоящей бурей. Джойс сама не узнавала себя.
Сэр Патрик удалился, проклиная женщин с их капризами, а также мужчин с их извечными проблемами. Его настроение было испорчено настолько, что он проклинал даже бритвенные лезвия!
Прошла неделя с момента начала в печати шквала статей и многочисленных комментариев, заявлений более или менее серьезных и заметок, претендующих на долю юмора. Все эти публикации описывали Брюса Мелвина и его изобретение.
— Ну а теперь? Что ты теперь будешь делать? — взяла за обыкновение интересоваться ее мама.
Заслышав этот вопрос, Джойс просто пожимала плечами. Да и что она могла ответить?
Но Сильвия Пауэр, как правило, не сдавалась.
— Та и сама этого не знаешь, не так ли? — настаивала она.
— Нет.
— Но в этом случае, будь я на твоем месте, — продолжала миссис Пауэр, — я бы все-таки, наверное, предпочла принять предложение сэра Патрика Ригана.
— Ну и что бы я выиграла от этого? Наверное, в этом случае Брюс оказался бы втянутым в судебный
