– Он сказал, что ему второй раз не везет с нашим отелем! Ведь это он приезжал в мою смену, когда дрались эти две русские женщины! Он боится, что сейчас они опять подерутся в его машине!
И Ольга вспомнила, что именно этот служащий утром после открытия показывал коллеге, как одна тащила другую за волосы, зажав ей рот.
– Так бывает… – Ольга не нашла других слов от неожиданности.
– Конечно, мы южане. У нас тоже все бывает. Но мы думали, что раз у вас всегда снег, то вы спокойные, как шведы. Теперь это все обсуждают. – Он обвел рукой вокруг, имея в виду то ли ближайшие деревушки, то ли весь юг, то ли всю планету.
Ольга слышала, что своим главным недостатком итальянцы считают лень и любовь засунуть всюду нос и посплетничать. Они не понимают, что такое частное пространство, и маленький город здесь функционирует как единый организм, в котором все клетки контролируют каждую по отдельности.
Внешне это выглядело как милая свора болтливых детей, но Ольга была интровертна, и ей требовались прокладки между собой и даже близкими людьми. До конца она не раскрывалась никому, даже подруге в момент жалоб, даже детям.
Ей потому и нравилось заниматься водой, что, сидя в своей раковине, она давала воде затекать внутрь и приносить с собой силу и энергию. Ольга очень уставала от фестиваля, на который собралось столько демонстративных людей, чтобы каждый день разыгрывать новый спектакль.
– Мы все останемся здесь и будем звонить им каждые двадцать минут! – дикторским голосом объявил Шиковский. – Это наш долг!
– А Бабушкин сыграет нам на рояле, – добавила Вета.
Все изумленно обернулись на нее. Но Шиковский перехватил удар:
– Правильно! Как в анекдоте… Но только «медленно и печально»!
– Конечно, сыграю. Тем более что моя фортепианная муза Инга уехала! – Бабушкин подошел к роялю. – А Квирикян пусть пляшет, раз его фильмы доводят людей до инфаркта.
– Волшебная сила искусства! Не надо так завидовать! – развел руками Квирикян.
– Перед моим завтрашним фильмом прошу всех заранее сделать кардиограмму, – попросил Бабушкин, тряхнул рыжими кудрями и рассыпал по холлу первые такты одного из шопеновских ноктюрнов.
Народ, успокаиваясь, брал напитки в баре и тихо рассаживался на диваны и за столики.
– Вот мы тут все как одна семья, – прочувствованно сказала Вета. – А мне нравятся итальянские традиции, как собираются за ужином большой семьей за одним большим столом. И никто здесь себя не чувствует одиноким! Я бы вышла замуж за итальянца!
– Так Медичи на тебя уже клюнул! Давай, Ветка! И этот отель будет нашим летним штабом! – предложила Олеся, она уже сняла темные очки и притащила из бара стакан виски.
– На таких иностранцы не женятся. Они ищут девушек из приличных семей, – вспомнила Галя Упырева проигранную в борьбе юбку.
– Еще как женятся! И фестиваль будем проводить здесь каждый год! – Вета торжествующе, словно уже стала хозяйкой гостиницы, объявила: – А для рублевских будет тройная цена! Налог на воровство!
– Я не поняла! Ты видела, как я воровала? – напряглась Олеся. – Ты можешь это в суде доказать? Тогда сиди и не тявкай!
– А то я на дачах для ваших мужиков не танцевала?! А то, пока они меня пытались заполучить, не рассказывали, как свои деньги сделали?! – фыркнула Вета.
– И многие заполучили? – откликнулась Галя Упырева.
– Да нет, не многие. Мне замуж надо, а не на раз-два, потому что у них на вас не стоит! – Вета целилась в пожилую Галю, а попала в цветущую Олесю, от которой муж как раз ушел к кому-то типа Веты.
– Так, я не поняла, детка, ты на кого наезжаешь? Ты свое место на Рублевке знаешь? Оно называется «персонал»! Поняла? И никогда не путай! – посоветовала Олеся.
– Я – персонал? – Вета встала, запахло новой физической разборкой.
Но тут, к счастью, из лифта вышел растерянный Егор и сказал:
– Я потерял жену!
– Ее увезли на «скорой»!
– Что???
– Да нет, ее увезли сопровождать Сулейманова. Их там целая свита поехала!
– Слава богу! – Егор быстро набрал мобильный телефон жены. – Лапусик! Ну, рассказывай! А то я переволновался! Решил, что тебя украла мафия и продала в африканский гарем!
И из телефона сквозь болтовню и Шопена брызгами разлетелся Лизин хохот.
– Она говорит, что навстречу им приехала реанимация – Джакопо прислал. Они прямо сейчас в машине делают Сулейманову кардиограмму, – объявил Егор. – Посмотрите на меня. Пригласил жену в ночной ресторан, вырядился как дурак, и вот те на!
И только тут все заметили, что он напялил белую кепку, по форме напоминающую мафиозную «сицилийку», черную рубашку, под которой сияла золотая цепь крестом. Надень черные очки – вылитый политик с юга Италии.
Ольга с грустью подумала, что вряд ли получила бы на своем сроке замужества такое предложение от мужа. Сразу захотелось обидеться и мелко отомстить изменой. Но было лень, да и ничего интересного в фестивальных списках она не нашла.
– А где Руслан Адамов? – спросила Даша.
– Он после ужина ушел бродить к морю. Ему жалко времени на мои фильмы, – ответил Ашот Квирикян.
– Будем честны друг с другом, на просмотры тех, кто не приехал, не ходит вообще никто! Нет человека – нет проблемы! А на документальные – только Ольга Волгина. И то по работе! – отозвался Бабушкин посреди Шопена. – Сулейманов совершенно прав, всем наплевать на кино! Даже здесь!
– Ну, не только я… – поправила Ольга.
– В мире тоже всем наплевать на русское кино! Сулейманов правильно сказал, что они взяли показывать только Сокурова и Звягинцева. Им нужно видеть Россию неопрятной и умирающей. Эти парни их обслуживают…
– Какой еще неопрятной? Ты «Русский ковчег» смотрел? – удивился Ашот Квирикян. – Там экран лопается от золотых рам!
– Не до конца. Точнее, только сначала. Потом меня стошнило от этой вялотекущей шизофрении… – Бабушкин играл уже не Шопена, а Листа. – Ну, хорошо, а Звягинцев? Этот псевдотарковский, который не умеет держать ни мысль, ни камеру?
– Ты просто завидуешь… – покачал головой Квирикян. – Я тоже завидую, что сопляк выиграл в лотерею успех. Но у меня есть мужество сказать, что я завидую. А у тебя – нет!
– Ашот, ты помнишь, была шутка: как называется дуэт Хулио Иглесиаса и Валентины Толкуновой? – спросил Бабушкин. – Он назывался «Хули толку»! Так вот хули толку, что у тебя есть мужество сказать, что ты завидуешь, а у меня – нет, если от нас все равно ничего не зависит? Если мы с тобой только наемные рабочие в этом большом некультурном супермаркете?
Все на некоторое время замолчали.
– Откуда у Бабушкина такой уровень игры на рояле? – спросила Олеся за Ольгиной спиной у Шиковского.
– По первой профессии. Когда деньги на кино тю-тю, он в эмиграции пытался музыкантом работать. А теперь не понимает, почему никто к нему всерьез не относится, и всех ненавидит! – негромко ответил Шиковский. – И этот Борюсик, его продюсер, тоже эмигрант! Печенью чую, что у них не так все просто с этими съемками фильма в Риме! Чего-то они оба не договаривают!
Тут появился Андрей Николаев. Почему-то бодрый, мокрый, в шортах и полотенце. Все думали, что он пьяно спит, а он навестил пляж и снова был готов к употреблению.
– Андрюша! Дай я на тебя сегодня поохочусь! – оживилась Олеся и начала стягивать юбку с колен наверх, оказываясь со все более длинными и голыми ногами. – А то все мышцы застоялись! Заказываю тебе и себе виски, и ты мне в номере расскажешь про ежиков! А я буду однозначно смеяться!
Как ребенок, когда режутся зубы, тащит в рот все подряд, так и Олеся тащила в постель все подряд. И решала этим не столько сексуальные задачи, сколько посылала бросившему мужу виртуальные открытки
