Жрецы оставили Каллада в одиночестве. Они уже знали, что утром он отправляется охотиться на вампира, разрушившего безмятежность их собора, но от этого дварф не стал героем в глазах служителей Сигмара. Его никто не хлопал по спине, не подносил бесконечные фляги с элем, чтобы залить страх, не желал доброго пути. Во взглядах жрецов ясно читались их мысли о дварфе. Для них он был убийцей, совсем как тот зверь, которого он собрался выследить: существенных отличий клирики не видели. Дварф — второй носитель смерти, прошедший сегодня по коридорам их дома. Это не столько обескураживало, сколько печалило Каллада.
Да, дварф был убийцей и, зная это, за свою жизнь ему приходилось много раз убивать, но он убивал монстров, защищая тех, кто не в силах защитить себя, — людей вроде жрецов Сигмара. Он мстил за павших — людей вроде жрецов Сигмара. Он не нес случайную смерть, и только молодой служитель понял разницу, увидел, что Каллад не чудовище.
— Пока еще нет, — пробормотал Каллад себе под нос.
Да, всегда существует вероятность того, что убийца, подобный Калладу, переступит черту, даже не осознавая этого, став судьей, присяжным и исповедником проклятых. Черта эта, с которой нельзя сходить, тонка и нечетка, по обе стороны от нее плещется безумие. Дварф знал это. Он знал, что Разящий Шип несет смерть, и отчаянно старался, чтобы она доставалась лишь тем, кто того заслуживает. Как-никак, он заработал себе имя Страж Бури — а его народ не так-то легко награждает прозвищами.
Калладу не хотелось быть среди жрецов и солдат, сжигающих своих мертвецов, так что он удалился в собор в поисках пустой кельи. Несколько часов сна пойдут ему на пользу.
В храме царил холод, какого не ощущалось днем, словно сама душа этого места заледенела с закатом. Дварф нашел комнату с простым тюфяком и одеялом и улегся вздремнуть немного.
Вор был в чем-то прав: шансы на то, что Каллад успеет состариться, были в лучшем случае невелики. Впрочем, это его никогда не волновало. Он поклялся отомстить за свой народ — и сделает это или погибнет. С того момента, как он шагнул в туннели, ведущие под горы возле Грюнберга, он отказался от самого себя, став орудием судьбы. По ночам дварф чувствовал тяжесть подобной доли, но эта ноша выпала ему, и он не смеет бросать ее.
Вымотавшийся за день Каллад упал на тюфяк не раздеваясь, натянул одеяло и закрыл глаза. Несмотря на усталость, сон не спешил к дварфу, а когда дрема все же явилась, она была судорожной и тревожной. Мечущиеся сны переполняли воспоминания о Грюнберге, о женщине Гретхен и ее ребенке. Они часто снились ему, выбрасываемые на поверхность сознания виной. Даже сейчас дварф не мог смириться с тем, что убил младенца, — хотя дитя уже умерло и превратилось в зомби, в паразита, терзавшего бы материнскую грудь. И не важно, что у Каллада не было выбора. Не важно, что ребенок стал чудовищем. Во сне дварф видел лишь младенца, невинное дитя, лежащее мертвым у его ног. И окровавленный топор, сжатый в стиснутых кулаках. Каллад заворочался и резко сел, крики Гретхен вырвали его из дремы. Только это были не крики Гретхен. Где-то в лабиринтах собора рыдал жрец, другой жрец вопил, третий причитал по покойным, а остальные пели, и их погребальная песнь расстраивала больше, чем любые слезы. Слившись вместе, эти звуки стали криками из сна дварфа. Он вслушался в излияния горя. Да, эти люди никогда уже не будут прежними.
Задолго до того, как минула ночь, Каллад отказался от попыток уснуть и вышел посидеть в уединенный дворик к могиле верховного теогониста.
Здесь, наконец, он нашел покой.
Амулет, вдавленный им в почву, отражал двойное сияние Моррслиб и Маннслиб.
— Да прибудет с вами мир, братья, — сказал он призракам мертвых, зная, что их души вскоре начнут долгое путешествие в преисподнюю к Морру.
Когда забрезжил рассвет, алтарник нашел дварфа сидящим под плакучей ивой с закрытыми глазами и лежащим на коленях Разящим Шипом. Молодой служитель пришел не один. Его сопровождали два нервничающих сигмарита.
— После ночных молений я поговорил с моими братьями, убеждая их помочь тебе. Кажется, мои просьбы падали в глухие — или не слышащие от страха — уши. Я не добыл тебе бойцов. Однако мы пойдем с тобой, господин дварф. Это мои братья, Иоахим Акман и Корин Рет. — Двое людей кивнули дварфу. — А я — Раймер Шмидт. Трое гвардейцев капитана Гримма встретят нас у боковых ворот. По крайней мере, в этом я не подвел тебя. Гвардия жаждет отомстить за своего командира. Это хорошие люди, храбрые, стойкие, ветераны осады. В преследовании они лучше многих.
— А что с магом? — спросил Каллад, не открывая глаз.
— Его согласились отпустить на поруки, но при одном условии.
— Что-то начало мне уже не нравится.
— Я и не ждал, что тебе понравится. Колдовство под запретом, но охотник за ведьмами Хельмут ван Хал разрешил, чтобы этот одержимый чудак послужил твоему поиску, при условии, что потом, когда необходимость в нем отпадет, он будет… нейтрализован.
— Я не хладнокровный убийца. Это отличает меня от монстров, на которых я охочусь.
— Тогда Кантор останется здесь и будет казнен, как положено душе, затронутой Хаосом.
— Хорошо тебе, жрец, живущий в мире абсолюта, — пробормотал Феликс Манн, подходя к жрецам сзади. За плечом его болтался небольшой собранный в дорогу мешок. — Мне лично плевать, что случится с чародеем. Чертовски уверен, не без его участия я вляпался в это дерьмо, так что не стану утверждать, что сильно расстроюсь, если какой-нибудь трагический несчастный случай вдруг унесет его из нашего мира.
— Ты идешь с нами, вор? — спросил Раймер Шмидт.
Каллад усмехнулся, заметив напряженность клирика. Путешествие с убийцами и ворами — видимо, для принципов юнца это слишком.
— Отнюдь. Только дурак потопает следом за дварфом туда, куда он идет, а я в какой-то момент прошлой ночью перестал быть дураком. Ну, что сказать? Лучше быть живым калекой, чем мертвым героем.
— Ты отвратителен, вор.
— А я горжусь им, — произнес Каллад. — Давайте, добрые люди, пожелаем герру Манну удачи в пути, куда бы ни привела его дорога, а потом пойдем за колдуном.
— Значит, ты согласен на условия его освобождения.
— Я этого не говорил. Путь нам предстоит долгий, случиться может что угодно, так что не будем пока ничего обсуждать.
— Тогда ван Хал не отдаст его тебе.
— Мы перейдем этот мост, когда доберемся до него, ладно? Я и Разящий Шип при необходимости умеем быть весьма убедительны.
Глава 5
Проклятье Белого Волка
Задача была невыполнимой. Теперь Йерек фон Карштайн знал, что Конрад доверяет ему, но оказалось, что нового графа не переубедишь. Конрад не мог отрицать, что род вампиров нуждается в обновлении, чтобы пережить свой вечный бич, человечество, но люди не были единственными врагами мертвых. Злейшие враги вампиров — они сами, и от этой истины никуда не деться. Запасы пищи вокруг замка истощились до предела, вычерпанные почти до дна несколькими выжившими вампирами, вернувшимися в Дракенхоф, — сдержанность не была в их характере. Они ели, поскольку нуждались в еде. И это — последние из их племени. Исчез аристократизм Влада фон Карштайна, а с ним и мудрость графа- вампира. Влад не стал бы опустошать окрестности замка, лить без меры свежую кровь. Он выращивал скот для того, чтобы кормиться, а не для того, чтобы безжалостно убивать.
Не то, что его новые отпрыски.
