Добрые люди
Панька Морозов, получая на маслобойке свою долю масла, не утерпел и харкнул прямо в бидон с желтой жидкой мутью. Бидон тут же слил на землю, прямо в маслобойке и, ни на кого не обращая внимания, вытащил шесть мешков семечек. Побросав их в телегу, уехал, вежливо попрощавшись, пообещав отжать масло у немцев. Был он малый двадцати двух лет, отчаянный, оттого и дурак. Смерть незримо ходила за его спиной с самого рождения, как ходит за людьми отчаянными и смелыми. До немцев ему съездить не довелось.
Приехал главный инженер колхоза до Панькиной хаты с двумя мужиками. Плечом открыл дверь, громко матерясь и ругаясь, пошел в сарай, где и обнаружил мешки. Велел мужикам нести их в машину. Те почесались, пожались и потащили. Подоспевший Панька без слов сбил главного инженера кулаком с ног, немного потоптал и, волоком, за шиворот, выбросил за ворота. Мужики погрузили инженера в «уазик» и увезли до дому, а через час приехал участковый Мишка Колесников с товарищем.
Они молча прошли во двор, застрелив отвязанного кобеля, и позвали со двора Панечку.
Панька обедал, заметив их в окне, снял рубаху и одел постарее, на ходу застегиваясь.
Мишка был просто здоровый и крепкий бандит, рыжий и нахальный, товарищ, тоже сержант, Паньке был не знаком, помельче и расторопнее.
Они били Панику во дворе, за сараем, когда закричала с соседнего двора баба, и Панька сдался.
— Ладно, Мишка, — сказал он. — Я всё понял, — его потоптали ещё за «Мишку», пока он не сказал — товарищ Колесников, — и присудили контрибуцию в недельный срок.
Ящик водки инженеру, ящик Мишке с товарищем, на том и порешили. Мишка помог Паньке набрать из колодца воды, облив его из ведра, устаю вздыхал.
— Вот так и живем, Серёга, — сказал он напарнику, сержанту.
Тот оглядывал постройки и сараи.
— Совсем земляки мои распустились, надо как-нибудь время выбрать и шороха здесь навести.
Панька с перекошенным лицом, снова надел чистую рубашку, кликнул с улицы пацана, поспал его в магазин, раскладывая на столе закуску.
После первой бутылки Мишка подобрел, вспоминал детство, умершего еще лет десять назад Панькиного отца и пообещал достать в районе щенка взамен убитой собаки.
Панька сам не пил, только готовил закуску. После второй бутылки Мишка стал сморкаться на пол, вытирая пальцы о занавески, велел принести музыку и позвать Вальку Ховалеву с подружкой.
Панька с готовностью поднялся и, сломав о Мишкину голову скалку для пельменей, вышел во двор.
Товарищ Мишки, уже засыпающий на диване, растерялся, увидев упавшего Мишку с потемневшим лицом. Выхватив пистолет, бросился следом за Панькой, выстрелив в потолок веранды.
Панька заперся в сарае, разобрал крышу, осторожно вылез, держа в руках кавалерийский карабин. Застрелил сверху очумевшего сержанта, изрешетившего из пистолета дверь сарая, и с небольшим мешком ушел в степь.
Вот такая история.
Три дня хоронился он по оврагам и балкам, ходя по ночам вокруг хутора, дело было уже осенью, и ночевать в степи было невозможно.
Решился идти домой под утро. Перед этим долго лежал в ложбине, густо поросшей чилижником, на гребне небольшого холма. Обломал и перегрыз всю траву перед собой, вглядываясь в свои щербатые некрашенные ворота заднего двора.
Видел, как мать пришла через двор, вернее, догадался, было ещё слишком темно.
Слышал, как она зло прикрикнула на корову, звякнуло, дребезжа, ведро.
— Стой, стой же говорю, да что за дьявол, сделалось с тобой сегодня, ну!
Видел, как она вернулась с ведром в дом.
Чуть просветлело где-то за Панькиной головой, и Панька, глянув в небо, решился.
Оглядел хутор, тёмную улицу в два ряда домов, стал быстро спускаться с холма, держа под мышкой телогрейки карабин. День получался серенький; с низкими сплошными тучами и теплым ветром. У двери в воротах остановился, углядывая через щель двор, сарай, дом, тихо зашел, вспугнув сонных овец с земли, побежал к сараю.
Из веранды дома вдруг вышел мужик в костюме, зевая, свернул в Панькину сторону к сараям, на ходу застегивая. штаны.
Заметив Паньку, остановился, низко опустил голову, замер.
Панька, медленно пятясь, отошел на два шага. Перехватив карабин, целя мужику-в живот, стал отходить к воротам, нащупал спиной дверь, приоткрыл её. Мужик продолжал стоять на месте, глядя себе под ноги, держась руками за ширинку.
Панька тихо вышел и, уже не оглядываясь, наискосок, побежал в гору.
Во дворе закричали, хлопнула дверь на веранде, и кто-то тяжело затопал следом.
— Панька, Павлик, беги, беги быстрее, сыночек! — вдруг со двора закричала мать.
Панька бежал согнувшись, боясь оглянуться, чутьём перепрыгивая ямы. И уже слышал, как его кто-то догоняет, быстрой дробью топая ботинках Передернув затвор, он бросился спиной на крутой склон холма, сразу же, не целясь, выстрелил.
Мужик, бежавший следом, резко остановился и, вытянув руку с пистолетом, вдруг прыгнул далеко в сторону, шумно сминая бурьян, дважды выстрелив, затаился. Внизу по хутору взвыла, перелаивая друг друга, все собаки. По улице гнали скот, две машины, слепя его фарами, громко сигналили.
— Беги, беги, сыночек, — все еще слышался со двора голос матери, в домах стал зажигаться свет.
Панька осторожно, боком прополз несколько шагов в сторону и, чуть приподнявшись, оглядел склон холма. Стало чуть светлее, и тучи едва не задевали холм, низко провисая над ним.
Чуть в стороне от него из бурьяна закричал скороговоркой мужик:
— Морозов, сдавайтесь. Буду стрелять, — и тут же выстрелил два раза.
Паньку он не видел, ожидая его где-то перед собой, и Панька, спустившись пониже, увидел торчащие шагах в десяти ноги из травы.
Осторожно приподнявшись, не переставая целиться, он сделал три шага, еще один, присел на корточки.
— Лежать, не двигаться, убью, сучка, шевельнешься. Полож наган. На два шага назад, — целясь мужику в голову, подошел к пистолету, поднял его, размахнувшись, бросил его далеко вниз. Перебросив карабин за спину, побежал дальше, оборачиваясь, он видел, как мужик сбегал вниз с холма, потом на корточках прощупывал в траве пистолет.
Машины, далеко впереди, взбирались на холм.
Сзади несколько раз выстрелили. Панька вдруг подскочил на одной ноге, согнув другую в колене, прыгнул ещё раз, оглянулся. Снизу бежали ещё двое. Один в штатском, другой в милицейской форме.
Панька стащил карабин, глядя, как они остановились, переговариваясь с мужиком, продолжающим прощупывать траву. Прицелился, плохо различая через траву фигуры, выстрелил.
Милиционер вдруг завалился, обхватив второго в штатском, и по нему съехал на землю. Панька, сильно хромая, бежал к видневшейся вдали бревенчатой мельнице, за ней поднимались другие холмы с оврагами и лощинами, но было уже слишком далеко.
Паньку нашли в старой кошаре в трёх километрах от хутора. Нашли с помощью собаки, которую он застрелил из маленького окошка без окон и рамы. Застрелил и милиционера, бегущего следом, и они рядышком лежали у ворот кошары. Остальные залегли вокруг набора, сложенного из дикого камня, но брать Паньку не решались. Панька палил по ним, не давая особо перебегать и приподниматься. Из хутора стали приезжать на машинах и мотоциклах мужики, стояли вдалеке, тесной кучей под присмотром одного милиционера. Ждали подмоги из района. Панькин дядя, Сафронов Филипп Ильич, уговорил капитана, чтобы
