Мало-помалу мне удалось восстановить некое подобие равновесия. Буйный, грязный поток человеческих мыслей с ревом проносился в моем мозгу, вливаясь в бреши разрушенной защитной системы, но я чудовищным напряжением воли оттолкнула его, пытаясь заставить себя думать самостоятельно. Еще одно усилие - и я открыла глаза.
Вокруг вихрились, сливаясь и растекаясь, невнятные темные очертания, слух улавливал отдаленный шум, бесформенный и хаотичный, как плеск морских волн или гомон уличной толпы, смешанный с гулом транспорта. В ушах покалывало, кожа вдруг ощутила приток энергии.
«О боги. Что бы это ни было. Больше никогда не надо так делать.- Эта мысль, трезвая, рациональная и практичная, как я сама, перекрыла бездонную пропасть паники.- Что со мной? Неужто похмелье?»
Меня разобрал смех. Веселье было болезненное, лихорадочное, натужное, но я радовалась и такому. Если я смеюсь, значит, я в полном порядке.
Нет, ничего подобного. Я уже никогда не буду в порядке. Мое сознание содрогнулось, отпрянуло от… чего-то ужасного. Такого, о чем я не могла думать, чтобы не перейти тонкую грань безумия.
Это «что-то» я оттолкнула. Загнала в темный угол и закрыла дверь.
И мои мысли слегка прояснились.
Прищурившись, я сфокусировала зрение, и расплывчатые тени обрели очертания, стали узнаваемыми. Ноздри вновь наполнились смрадом отмирающих человеческих клеток. Что-то теплое и влажное стекало струйкой по щеке, намочив верхнюю губу. Я облизала губы и ощутила сладковатый вкус, словно от подгнивших фруктов.
Кровь. Мое лицо залито кровью, одежда - если на мне вообще осталась одежда - превратилась в лохмотья, но стоило мне пошевелиться, как что-то звякнуло в оставшейся при мне сумке. Ее порванный ремень был завязан узлом и натирал ложбинку между грудей. Я поморгала, чтобы кровь больше не залепляла глаза, и разглядела кирпичную стену. Стояла ночь, и эта стена нависала надо мной под немыслимым углом, потому что я лежала на земле в каком-то переулке, как брошенная тряпичная кукла. Оборванная, почти голая.
«Переулок. Я валяюсь в каком-то углу, где-то на задворках. Судя по запаху, место то еще. Не хватало, чтобы после всего пережитого моя жизнь постыдно закончилась на помойке».
Мысль была трезвая, и я попыталась ухватиться за нее, хотя меня, как в лихорадке, трясло от психического напора множества сознаний, от их хаотической толкотни, ревущего прибоя вопящих голосов. Не только мое тело, но и разум бунтовал, вставал на дыбы, как сбросившая седока лошадь, протестуя против возвращения чего-то огромного и мерзкого, вскипающего, бурлящего, бьющегося в двери, которые я перед ним захлопнула.
«О боги, пожалуйста! Кто-нибудь! Хоть кто-нибудь. Помогите!»
Я застонала, стон эхом отразился от кирпичей, и знак на моем плече внезапно вспыхнул, изливая в мое исстрадавшееся, терзаемое болью тело поток мягкого жара. Боль пронизывала плоть, словно меня сначала разорвали на части, а потом их соединили вместе как попало. Сильнее всего болела промежность: как при менструальном спазме, но во сто крат больнее.
Но об этом я не думала - не могла. Против этого восставала вся моя душа. Вспоминать о том, что со мной сделали, было просто невыносимо.
Тем временем разрывы моих энергетических щитов затянулись. Их соединяла зарубцевавшаяся ткань, легкая на разрыв, но они уже кое-как оберегали меня от психического загрязнения, позволяя уберечь рассудок. Но метка на плече полыхала пульсирующими вспышками, как маяк, и каждый выброс ослепительно-черного пламени выплескивался фонтаном, будоража городской энергетический фон. Первая вспышка ударила меня так, что я снова распласталась по земле, оглушенная и ошеломленная. Последующие пульсации проникали глубже, но сотрясали уже не так сильно.
«Дыши. Просто дыши».
Я цеплялась за эту мысль, беззвучно крича, когда мир подо мной завертелся. Цеплялась, когда приподнялась на четвереньки, вжавшись ладонями в скользкий грязный бетон, и меня стало рвать. Такое со мной случалось крайне редко, только при сильных отравлениях. По ощущениям я была к этому очень близка.
Мой желудок был пуст, так что пришлось почти вывернуться наизнанку. Извергнув из себя все, что возможно, я почувствовала себя лучше.
Знак продолжал пульсировать в ритме медленного сердцебиения. Это было естественно: пульс Джафримеля медленнее моего, один удар приходится на три моих, и кровь течет толчками, как мощный поток, пробивающий путь по широкому, но заиленному руслу. Ощущение не из приятных: будто мой собственный пульс устанавливало не сердце, а метка на плече, или будто я положила голову на грудь Джафримеля и прислушивалась к тому, как его древнее, неторопливое, могучее сердце бьется о мою щеку и кончики пальцев.
«Джафримель».
Его я, по крайней мере, помнила. Даже когда не могла вспомнить себя.
Затем я обнаружила, что переулок ограничивает другая каменная стена, выругалась мысленно и вслух, выпустила когти, впилась ими в стену и, дрожа от напряжения, поднялась на ноги. Вспомнила о том, что не могу позволить себе воззвать к нему. Он - враг.
Они все мои враги. Все до единого. Все, что дышит, ходит или касается меня. Даже воздух.
Даже мое собственное сознание.
«Безопасное место. Нужно найти безопасное место».
В другой ситуации идиотизм этой мысли мог бы меня насмешить. Ведь у меня не было ни малейшего представления о том, где я нахожусь, а тем более о том, где на земле найдется безопасное место для меня. Мало того - я едва помнила, кто я такая.
«Валентайн».
Имя вернулось ко мне. Мое имя. Мои пальцы поползли вверх и коснулись знакомой жаркой линии у ключицы - ожерелья с оправленной в серебро приаповой косточкой енота и помеченными кроваво-красными гелиотропами, чья сила была почти исчерпана. Я вспомнила, кто носил это ожерелье.
«Я Валентайн. Дэнни Валентайн. Это я, Данте Валентайн».
Облегчение окатило меня с ног до головы горячей волной, брызнуло из глаз горячими потоками. Теперь я знала, кто я, вспомнила свое имя.
Это уже немало. Потом придет черед всему остальному.
Я поднялась на непослушные, трясущиеся ноги и тут же споткнулась. Да, в таком состоянии боец из меня никудышный. Остается надеяться, что я нахожусь в приличном районе города.
«Кстати, а какой это город? И что произошло?»
Я пошатнулась, вырвала когти из кирпичной стены и привалилась к холодной шероховатой поверхности, в кои-то веки благословляя человеческое зловоние. Значит, я в безопасности.
«В безопасности от чего?»
У меня не было ответа и на этот вопрос. Безобразный, отвратительный ужас продолжал биться, как больное сердце, за захлопнутой дверью. И сейчас я не хотела знать, что там такое.
- Найди безопасное место, Дэнни, детка.
Я вздрогнула, но голос, прошептавший эти слова в мое правое ухо, был определенно знакомым. Мужской голос, низкий, тихий, нежный, но настойчивый. Точно так же он будил меня в прежние времена.
В те времена, когда я была человеком, Джейс Монро был жив, а преисподнюю я знала лишь по классической литературе да обязательному курсу «История маги».
При мысли об аде меня вновь охватили паника и страх, так что на миг подкосились ноги.
- Вставай, очнись и двигайся. На этой улице есть храм, и поблизости нет никого, кто мог бы тебя увидеть. Не стой, тебе нужно идти,- просительно, но настоятельно шептал голос Джейса.
Останавливаться, расспрашивать его о чем бы то ни было я не стала. Кто это говорил на самом деле, погибший возлюбленный или мой собственный внутренний дар предвидения, не имело значения.
Было важно только одно: прав ли он. Я почти голая, вся в крови, кроме сумки, у меня ничего нет. Мне позарез требовалось найти укрытие.
Нетвердой походкой я побрела к концу переулка, вглядываясь в тускло освещенную городскую улицу.
