– Первый сезон? – спросил он, охваченный любопытством.
– Да. – Редж, похоже, забавлялся.
– Почему никто не танцует с ней? У такой красавицы не должно быть свободного места в бальной карточке.
– Никто не осмеливается пригласить ее – и ты тоже не осмелишься, если дорожишь своими ногами.
Брови Эйдриана поползли на лоб, взгляд неохотно переместился к мужчине рядом с ним.
– Она слепа, как летучая мышь, и к тому же опасна, – объявил Редж, кивая, когда Эйдриан с недоверием посмотрел на него. – Правда, она не может протанцевать и шага, чтобы не наступить тебе на пальцы и не упасть. Она даже не может ходить, не натыкаясь на мебель. – Он умолк, подняв бровь в ответ на выражение лица Эйдриана. – Я знаю, что ты не веришь этому. Я тоже не верил... из-за своей собственной глупости. – Реджиналд повернулся, чтобы сурово посмотреть на девушку, и продолжил: – Меня предупреждали, но я проигнорировал это и сопроводил ее на ужин... – Он снова посмотрел на Эйдриана. – К несчастью, в тот вечер на мне были коричневые брюки. Она перепутала мои колени со столом и поставила на меня свой чай. Вернее, попыталась. Чашка перевернулась и... – Редж замолчал, недовольно поежившись от воспоминания. – Будь я проклят, если она не обожгла мою игрушку!
Эйдриан с недоумением уставился на кузена, а потом расхохотался.
Реджиналд изумленно посмотрел на него и криво улыбнулся:
– Да, смейся. Но если у меня никогда больше не будет детей... законнорожденных или нет, я буду винить в этом только леди Клариссу Крамбри.
Тряся головой, Эйдриан хохотал еще сильнее, и это было так приятно. Уже много лет ничто в жизни не казалось ему хоть сколько-нибудь смешным. Но образ изящного цветочка у стены, принявшего колени Реджиналда за стол и опрокинувшего на них чашку с чаем, был невероятно забавным.
– И что ты сделал? – смог наконец выговорить он.
Редж покачал головой и беспомощно воздел руки:
– Что я мог сделать? Я сделал вид, что ничего не случилось, остался сидеть, как был, и пытался не кричать от боли. «Джентльмен никогда не обнаруживает, что заметил, и никоим образом не привлекает внимания к публичным ошибкам дамы», – сухо процитировал он и снова со вздохом взглянул на девушку. – Говоря по правде, я не думаю, что она в действительности понимает, что наделала. Ходят сплетни, что в очках она видит прекрасно, но она слишком тщеславна, чтобы носить их.
Все еще улыбаясь, Эйдриан вслед за Реджиналдом посмотрел на девушку. Внимательно изучив ее несчастное личико, он покачал головой.
– Нет. Это не тщеславие, – объявил он, глядя, как женщина постарше, сопровождавшая Клариссу, сказала ей что-то, встала и отошла.
– Ну что ж, – начал Редж, но замолчал, когда Эйдриан, не обращая на него внимания, направился к леди Крамбри, – я тебя предупреждал.
– Перестань щуриться, пожалуйста.
Несмотря на слово «пожалуйста», это была не просьба, а приказ, отданный тоном, который Кларисса ненавидела всем сердцем. Если бы мачеха просто позволила ей надеть очки, ей не было бы необходимости щуриться. Она бы не натыкалась постоянно на людей и предметы. Но нет, конечно, она не должна носить очки. Это отпугнет кавалеров.
«Как будто их не отпугивает моя неуклюжесть», – устало подумала Кларисса и внутренне поморщилась, вспомнив обо всех несчастных случаях, произошедших с момента ее приезда в Лондон. Помимо перевернутых подносов с чаем и поставленных мимо стола тарелок, она пребольно упала с лестницы на балу. К счастью, она не слишком сильно поранилась, отделавшись только синяками и растяжениями. Потом был небольшой инцидент, когда она упала перед движущимся экипажем, и, конечно, самый последний, когда подожгла парик лорда Прадомма.
Еще один вздох слетел с ее губ, когда Кларисса вспомнила лекцию Лидии после последнего случая. Ее мачеха решила, что – раз уж она так слепа и неуклюжа без очков – для Клариссы остался только один выход. В будущем ей позволялось только сидеть в присутствии других людей. Она не должна была прикасаться к свечам, чашкам, тарелкам и... ну вообще ко всему. Она больше не могла есть в обществе, а должна была делать вид, что не голодна, – не важно, правда это или нет. И она не должна была ничего пить. Даже ходить ей не разрешалось, если только ее не вела за руку ее горничная.
Кларисса несколько раз пыталась прервать эту лекцию словами «Но если бы вы только позволили мне надеть очки...». Но каждый раз Лидия неумолимо отвечала «Никогда!» и продолжала перечислять все те вещи, которых Кларисса должна избегать.
К тому моменту, когда Лидия закончила, Кларисса поняла одно – в присутствии посторонних она должна спокойно сидеть... что, видимо, означало, что она не должна щуриться.
Кларисса отвела взгляд от смутных фигур танцующих и устало уставилась на розовое на желтом фоне пятно своих рук, лежащих на коленях. Она пожалела – и не в первый раз, – что отец не сопровождает их в этой поездке. Будь здесь лорд Крамбри, у нее были бы очки и она могла бы по-настоящему наслаждаться балом. К несчастью, у него были важные дела в поместье. По крайней мере так он сказал, хотя ее отец никогда особенно не любил город и дела в поместье могли быть просто отговоркой. Все, что знала Кларисса, – это то, что его нет здесь, и, значит, ей предстоит еще один скучный вечер.
– Могу я пригласить вас на этот танец?
Кларисса услышала вопрос, но не стала даже поднимать голову. Да и зачем? Она все равно не могла ничего увидеть. Вместо этого она уныло ждала, пока ее мачеха заговорит, и гадала, кто же этот незнакомец, если он еще не знает о ней. Каждый, кто слышал рассказы о ее неуклюжести, ни за что и близко не подошел бы.
Осознав, что Лидия до сих пор не отклонила приглашение, Кларисса, нахмурившись, посмотрела в сторону. Она обнаружила, что розового туманного пятна, обозначавшего Лидию, там больше нет. И когда черная фигура вдруг заняла стул ее мачехи, Кларисса испуганно выпрямилась.
Все еще хмурясь, она повернулась, пытаясь найти в смешении разноцветных пятен ярко-розовую фигуру
