— Я не собираюсь встречаться с Марком, и он меня не соблазнил, поэтому ваши ухаживания не нужны, — торопливо сказала она.
Он криво улыбнулся.
— Но в данном случае игра стоит свеч.
— Вы даром потратите время.
— Даром потрачу время, танцуя с красивой девушкой? Никогда.
Сорчи не знала, что и думать. Вновь оказаться в его объятиях? Он, вероятно, решил изменить свое поведение.
— А если ваши служащие опять увидят нас вместе… — начала она.
— Ну и что, поболтают немного, не стоит из-за этого лезть в бутылку, процитировал Рун ее же слова.
— Я не хочу танцевать, — заупрямилась Сорча.
— Милая, вам понравится.
— Я ненавижу танцы!
Он положил руку на ее ногу. На ней было короткое белое платье, не закрывавшее колени. Она замерла. Ее волновало прикосновение его пальцев.
— Вы же не боитесь танцевать со мной? — прошептал Рун.
— Я боюсь?! — Она издала нечто похожее на смешок. — Я знаю, что вы думаете, будто я транжирка и, как только продам свои акции, пущусь в загул, — сказала Сорча, пытаясь изо всех сил изменить направление разговора, — но вы ошибаетесь. Я не особенно разживусь от этой продажи.
Они подъехали к парковке, откуда была видна дымящаяся жаровня возле бассейна. Сняв руку с ее колена, Рун поставил машину и выключил мотор.
— Вы не разживетесь? — спросил он, нахмурившись.
Сорча готова была себя убить. Ее стремление изменить тему разговора привело к тому, что она сама себя загнала в угол, принуждая открыться еще больше.
— Дело в том, что, получив деньги, я разделю их на три части, неохотно заявила она, — и выпишу чеки Майклу и близнецам. А если они почему-либо не пожелают их принять, я отдам эти чеки на нужды благотворительных обществ.
Рун не сводил с нее глаз.
— Почему? Я не могу вас понять. Да, я понимаю, — сказал он вдруг. Это все из-за Хорхе. Потому что, как я сказал, он продолжает вами руководить.
Сердце Сорчи замерло.
— Я бы не хотела продолжать этот разговор, — сказала она, вылезая из джипа и направляясь в сторону звуков оркестра.
— Вы сошли с ума! — заявил он, шагая рядом. — Подумать только, этот тип все еще оказывает на вас влияние! Деньги обогатят вашу жизнь, дадут возможность делать все, что вы захотите и чего не могли бы позволить себе без них.
Они подошли к площадке, украшенной флажками. Маленький оркестр играл рок-н-ролл, и отдыхающие всех возрастов в белых одеждах отплясывали в радостном возбуждении вокруг оркестра.
— Станцуем? — предложила Сорча. Рун обнял ее за талию и закружил в вихре танца.
— Распорядившись так наличными, вы пытаетесь поступить вопреки воле покойного, — сказал Рун, прижимая ее к себе. — А мне казалось, что вы считаете себя взрослой.
Сорча не обратила внимания на его слова.
— Вы очень хорошо танцуете, — заметила она, когда Рун, перекинув ее через руку, выделывал ногами вычурное па.
— Вам бы показать, как я танцую ламбаду. Она с удивлением вскинула брови.
— Ламбаду? Вы в этом деле тоже специалист?
— Первоклассный, — сказал он, подмигнув. — Почему вы так ненавидите Хорхе? — вдруг решительно спросил он. — Единственное преступление, какое он совершил, — это женитьба на вашей матери.
Сорча поджала губы.
— Вы так думаете? — пробормотала она.
Вопросов больше не было, и постепенно она успокоилась. Устоять против зажигательного ритма оказалось невозможным, и они отлично станцевали вдвоем. Сорча решила, что танцы возле бассейна совсем неплохая штука. Когда рок-н-ролл закончился, дирижер объявил последний вальс. И вот мелодия любовной песни разлилась в ночном воздухе; Рун обхватил обеими руками ее талию, а ей больше ничего не оставалось, как положить руки ему на плечи. Казалось, кровь в ее жилах движется со скоростью ртути. Они были так близко друг к другу, что ее дыхание обжигало его кожу, а грудь прижималась к его груди; в ритме танца их бедра соприкасались. Она понимала, что он сознательно так поступает, разыгрывая влюбленного, но знает ли он, какое впечатление производит на нее?
— Нет, не знаю, — сказал вдруг Рун. Сорча взглянула на него в ужасе. Она совершенно определенно не задавала ему этого вопроса вслух.
— Что… что такое?
— Я думаю, что действительная причина, почему вы не любите Хорхе, заключается в том, что он женился на вашей матери. И еще потому, что он сделал вас своей жертвой. Поскольку вы говорили, что он начал бороться с вами, думаю, — это случилось из-за вашей привязанности к родному отцу, а Хорхе решил во что бы то ни стало завоевать ваше сердце. А коль скоро это приняло такую враждебную форму, значит, так было суждено. Возможно, вы его только ненавидели, но Хорхе вас и любил и ненавидел. С его стороны это все-таки была любовь, — заметил Рун.
Сорча промолчала, старательно избегая встретиться с ним взглядом.
— Разве вам не приходило в голову, что, оставив такое наследство, Хорхе хотел загладить свою вину перед вами? — спросил Рун.
Она глядела куда-то через его плечо.
— Приходило.
— И что же?
— Но я все равно продам акции и передам деньги на нужды благотворительности. Рун выругался.
— Сорча, ваш отчим умер, его нет с нами! — Услышав свой собственный голос, Рун стал говорить тише. — Хорхе — это уже история, — старался убедить он Сорчу.
Она снова ничего не ответила.
Через несколько минут вальс кончился, и музыканты пожелали всем boa noite.[5] Когда танцующие начали расходиться, а официанты убирать столы, Сорча и Рун вернулись к джипу.
— Вам понравилось жить в коттедже? — спросил Рун, пока они поднимались в гору.
— Очень понравилось: из окон открывается прекрасный вид. Я пишу пейзаж акварелью.
Они подъехали к коттеджу и остановились у калитки. Сорча вышла из машины.
— Спасибо, что подбросили, — сказала она. Рун тоже вышел из джипа.
— Я провожу вас в коттедж.
— В этом нет необходимости, — запротестовала она.
Танцы возбудили Сорчу, и она, как никогда прежде, чувствовала в нем мужчину. Ей хотелось поставить преграду между ним и ею.
— Есть необходимость! Вы не знаете, где вас подстерегает опасность, сухо сказал он.
Сорча показала на короткий отрезок асфальтированной дорожки, ведущей к крыльцу, увитому диким виноградом.
— Вот на этом-то кусочке? Сомневаюсь! — воскликнула она, но он последовал за ней через калитку. Отперев дверь, Сорча зажгла свет в гостиной. — Посмотрите, никто меня не ждет: ни контрабандисты, торгующие белыми рабами, ни бандиты, охотники до серебра. — Она вздохнула. Спокойной ночи.
Рун не двинулся с места и, стоя в дверях, подпирал плечом дверной косяк, — Вы хотите, чтобы я ушел?
Ей казалось, что его карие глаза гипнотизируют ее и что она словно тонет в глубине этих глаз.
— Да, — сказала она.
