Много прекрасных воспоминаний хранила наша память о времени, проведенном в турецких банях. Еще прошлым вечером, накануне нашей романтической ночи, Карим и я плавали здесь, наслаждаясь длительной паровой ванной.
Ничего такого, что свидетельствовало бы о прошедшем в нашем доме религиозном собрании, я не увидела. Однако же услышанные мною слова все ещё болью отзывались в сердце. Я отчаянно пыталась довести до сознания Карима всю серьезность новой страсти Амани, поскольку наша дочь выражала теперь желание стать женским имамом, призванным удовлетворять религиозные потребности других женщин. И это в то время, когда я хотела, чтобы моя дочь вела жизнь доброй мусульманки, а не тонула в рабстве строжайших предписаний, которыми наши традиции опутывают и без того стреноженных женщин.
Правильно рассудив, что Карима так же не угнетает новая страсть Амани, как не волновали и ее прежние увлечения, с которыми я боролась, начиная с самого раннего возраста, я подумала, что мне следовало бы сказать ему о том, как далеко подобный религиозный пыл может завести нашу дочь, потому что я знала, что муж мой был особенно чувствителен к теме законного притязания семейства аль-Саудов на трон, богатство и привилегии, которыми мы обладали.
Зная, что мир моего мужа замыкается на фешенебельной жизни в роскоши и довольстве, которая едва ли была возможна без неимоверного богатства саудовских нефтяных скважин, я обвела рукой вокруг чудного интерьера турецких бань.
– Это, – сказала я Кариму, – то, что наша дочь считает великим грехом. По ее мнению, нельзя пользоваться тем богатством, что Аллах счел нужным даровать нашей семье.
Муж не ответил,
Я немного усилила давление.
– Карим, мы должны предпринять какие-то действия. Или ты хочешь, чтобы твой отпрыск, плоть от плоти и кровь от крови твоей, возглавил переворот, что положит конец дому аль-Саудов?
Карим, все еще сомневаясь в способности дочери на серьезный проступок, от дальнейшего анализа взглядов Амани на наше королевское положение отказался, сказав, что дочь должна быть оставлена наедине со своей верой, если та дает ей успокоение, даже вопреки упрямому сопротивлению со стороны ее матери.
С силой сжав мои плечи, Карим запретил мне возобновлять разговор на эту тему, сделав при этом нелепое замечание.
– Султана, – сказал он, – я давным-давно решил, что каждый из нас должен уважать заблуждения другого, иначе покоя в нашем доме никогда не будет. Все! И немедленно оставь эту неприятную тему!
***
После нескольких дней душевного смятения я наконец пришла к заключению, что не была виновата в том новом направлении, что приняла жизнь моей дочери. Я решила, что стремление Амани к какому-то делу непосредственно проистекало из ужасающей бедности Саудовской Аравии, с которой внезапно было покончено невероятным богатством, свалившимся на голову. Чтобы прояснить дело, мне придется сделать небольшой экскурс в историю.
Многие люди, как мусульмане, так и. христиане, презирают саудовцев за их незаслуженное богатство. Однако мало кто из них удосужился попять, какое жалкое существование влачили все саудовские арабы до середины семидесятых годов. Поэтому я страшно негодую каждый раз, когда слышу поспешные выводы относительно нашего теперешнего положения.
После открытия нефти под песками пустыни прошло много лет, прежде чем наш народ смог воспользоваться чем-то из тех богатств, что сулило производство нефтепродуктов, организованное американскими компаниями. Король Абдул Азиз, мой дед и основатель Саудовской Аравии, доверял людям, которые умели хорошо говорить и давали ложные обещания, не понимая того, что заключаемые им сделки приносили миллионные барыши американцам и мизерные суммы саудовцам. И лишь тогда, когда американские нефтяные компании были вынуждены вести честную игру, справедливость восторжествовала.
Таким образом, только из-за неправедного распределения получаемой прибыли от нефтяного богатства, нашему народу понадобилось так много лет, чтобы из шатров бедуинов переселиться в роскошные особняки и дворцы. Все это время население Саудовской Аравии переносило жестокие страдания. Детская смертность у нас была одной из самых высоких в мире. Не было денег, врачей и больниц, чтобы лечить больных. Основную пищу саудовцев составляли финики, верблюжье молоко, верблюжье и козлиное мясо.
Хорошо запомнился мне полный отчаяния взгляд одного из богатейших людей королевства, когда он делился с нами устрашающей повестью о годах своей молодости. Умный и высокоуважаемый в бизнесе человек первые пятнадцать лет своей жизни ходил от двери к двери в глинобитной деревушке Рияд, пытаясь продать меха с козьим молоком. В семь лет он стал главным мужчиной в семье, потому что его отец скончался от легкой инфекции, которую подхватил, порезавшись саблей, когда в праздник
Как водилось в те времена, мать юного мальчика стала женой брата его отца, у которого без того было множество своих детей. Мальчик почувствовал себя ответственным за жизнь своих пятерых младших братьев и сестер. Четверых из пятерых он похоронил собственными руками. Смерть их настигала в результате недоедания и отсутствия элементарного медицинского обслуживания. Его рассказ о том, как он пробился наверх, был похож на ужасную сказку в духе Диккенса.
После юности, проведенной в условиях дикой бедности, становится понятным, почему первое поколение саудовцев, узнавшее власть богатства, баловало своих отпрысков, купая их в изобилии всего того, что можно купить за деньги. Если Карим и я росли, не ведая ни в чем недостатка, мы все же понимали живучесть родительской бедности, которая еще долго ощущалась на протяжении всей нашей юности. А вот дети, родившиеся от нашего поколения, никогда не знали лишений, даже со слов других, поэтому они не представляли себе, что значит быть бедным.
Цивилизация развивалась своим естественным путем, так как сконцентрированное богатство, обретенное ценой утраты связи с прошлым, может в любой момент обесцениться. Оставалось только ждать, когда нестойкие основания начнут дрожать и разваливаться.
Мое поколение не раз подвергало сомнениям условности и традиции, принятые прошлыми поколениями. Поколение, идущее за моим, часто не зная ограничений, следует звериным инстинктам. Этот примитивный отказ от общественного порядка вызвал естественный откат назад к религиозному фанатизму и отвращение к свалившемуся с неба богатству.
