гордостью, которая неминуемо была бы уязвлена, всплыви наш секрет на поверхность, ведь он кровными узами был связан со мной.
Я особенно тепло распрощалась с ним, шепнув на ухо:
– Али, ты должен запомнить, что подчинить себе можно не всякого, кто закован в цепи.
Это был величайший триумф!
***
По дороге домой Карим был молчалив и подавлен. Он курил одну сигарету за другой и трижды громко отругал филиппинского водителя за то, что тот не смог угодить своему хозяину. Я прислонилась лицом к окну автомобиля, но не видела ничего, что проносилось мимо нас. Я готовилась ко второму поединку, потому что понимала: гнева Карима мне не избежать.
Закрывшись в спальне, Карим схватил страницы книги и начал вслух читать те отрывки, что особенно оскорбляли его: «Внешне он казался мудрым и добрым; но в душе он был хитер и эгоистичен. С отвращением обнаружила я, что это был не мужчина, а только его оболочка».
В душе моей шевельнулось сочувствие: кто из людей не испытает боли и ярости, если принародно было заявлено о слабых сторонах его характера. Подавив жалость, я заставила себя вспомнить о тех поступках моего мужа, что доставили мне столько боли и печали, так ярко запечатленных в книге.
Я растерялась, не зная, то ли засмеяться, то ли заплакать.
Но Карим своим напыщенным поведением решил эту дилемму за меня. Муж мой замахал руками и затопал ногами. Это напомнило мне египетский кукольный спектакль, что на прошлой неделе я видела во дворце моей сестры Сары, веселое представление с разодетыми в саудовские одежды марионетками. Чем внимательнее я смотрела на Карима, тем более напоминал он мне Гоху, любимого эксцентричного персонажа арабского мира. Гоха, скачущий по сцене, всегда уходящий от сложных ситуаций, был воплощением хитрости, самолюбования и каприза.
Поддавшись желанию рассмеяться, я скривила губы. Теперь с минуты на минуту я ждала, что мой муж бросится на пол и даст выход своему темпераменту совсем как ребенок. Он выругался и покраснел от стыда, и я подумала, что, возможно, он злился оттого, что не способен справиться с собственной женой.
Глаза Карима зажглись ненавистью, и он смерил меня свирепым взглядом.
– Султана! Не смей улыбаться, я на самом деле зол.
Все еще борясь с противоречивыми эмоциями, я повела плечами:
– Ты ведь не можешь отрицать того, что все, о чем ты читаешь, правда?
Не обращая внимания на мои слова, Керим безрассудно продолжал выискивать наиболее неприятные отрывки, касающиеся описания его характера, напоминая жене о тех чертах характера мужа, которые заставили ее много лет тому назад оставить его.
Почти крича, он зачитал вслух: «Как мечтала я стать женой воина, человека, обладающего жаром праведности, служащим в его жизни путеводителем ».
С каждым словом гнев его нарастал. Карим держал книгу перед самым моим носом и пальцем указывал на те слова, которые казались ему наиболее оскорбительными: «Шесть лет назад Султану поразила венерическая болезнь. После больших душевных мук Карим признался в том, что еженедельно предавался сексуальным утехам с незнакомками… После пережитого страха перед болезнью Карим пообещал Султане, что не пойдет на очередное свидание, но Султана утверждает, что ей известно о слабости мужа к таким удовольствиям и что он продолжает потакать себе в этом безо всякого стыда. Их чудесная любовь прошла, остались только воспоминания; Султана говорит, что останется с мужем и продолжит борьбу ради своих дочерей».
Это открытие особенно разозлило Карима, и я боялась, как бы он не разрыдался. Мой муж обвинил меня в том, что я «испортила рай», утверждал, что «наша жизнь идеальна».
Стоит признать, что за последний год ко мне действительно вернулось чувство прежней любви и доверия к Кариму, хотя и не в полном объеме. Однако в моменты, подобные этому, при виде такой трусости наших мужчин я прихожу в смятение. По его поведению я поняла, что Карим ни на минуту не призадумался над тем, что заставило меня поставить на карту мою безопасность и наше счастье, предав гласности события, имевшие место в моей жизни. Как не призадумался над реальными, полными трагизма событиями, что обрывали жизни молодых и невинных женщин в его стране. Единственное, что волновало Карима, так это его собственный образ в книге, где во многих ситуациях он выглядел бледно.
Я стала объяснять мужу, что мужчины семейства аль-Саудов обладают достаточной властью, чтобы осуществить преобразования в нашей стране. Медленно и спокойно, со свойственной им тонкостью они могут начать и воодушевить реформу, Когда на мои уговоры он никак не отозвался, я поняла, что мужчины из семейства аль-Саудов не станут рисковать собственной властью ради блага своих женщин. С королевской короной у них страстный роман. Карим снова обрел хладнокровие, когда я напомнила ему, что, кроме автора книги, вне семьи о нем никто не знает.
Те же, кто знает его достаточно близко, и без публикации прекрасно осведомлены как о хороших, так и о слабых чертах его характера. Карим сел рядом со мной и приподнял пальцем мой подбородок. У него был почти умоляющий взгляд, когда он спросил:
– И ты сказала Джин Сэссон о той болезни, которую я подхватил?
От стыда я заерзала, а он медленно, из стороны в сторону покачал головой, открыто выражая недовольство женой.
– Неужали, Султана, для тебя нет ничего святого?
Многие битвы заканчиваются изъявлением доброй воли. Этот вечер закончился неожиданным проявлением любви. Карим сказал мне, что никогда не любил меня больше, чем сейчас.
Я обнаружила, что мой муж снова ухаживает за мной, и сила моих чувств к нему возросла. Муж пробудил во мне желание, которое, как мне казалось, навсегда покинуло меня. Мне оставалось только удивляться своей способности одновременно любить и ненавидеть одного и того же человека.
Позже, когда Карим уже спал, я лежала рядом с ним и проигрывала в памяти минута за минутой цепь событий дня. Я поняла, что, несмотря на благополучное завершение совета – гарантированную защиту,
