– Ты уверена? – озадачено поинтересовался я. – Это ведь вполне фигуративная живопись. Вполне конкретный инженер Ерофеев, хоть и с деформированной головой.
– А мысль точно та же, – настаивала Малышка.
– Но, может быть, это случайное совпадение?
– Возможно. Это уже тебе решать.
– М-да…
Автором картины значился некто Сергей Черемухин, 36-ти лет. Никакой другой информации о нем в каталоге обнаружить не удалось.
– Что ж, схожу к Веньковецкому, – пробормотал я. – Занятно, весьма занятно.
Тролль, который продолжал усиленно хохотать, взявшись за бока, неожиданно замолчал и встревожено посмотрел на меня.
– Что ты собираешься делать?
– Я ведь только что сказал: схожу к Веньковецкому.
– По поводу этого Сергея Черемухина?
– Да.
– Но это ведь совершеннейший абсурд! Какой-то Сергей Черемухин! Не может быть у гения такой фамилии! Да и вообще…
– А какая может быть?
– Ну… Моцарт, к примеру. Гоген, Байрон… Толстой, на худой конец…
– С тобой все ясно. – проговорил я. – Посиди дома, отдохни…
– Но ведь мы собирались прошвырнуться по реанимациям, – в отчаянии закричал Тролль.
– Вот и прошвырнись.
– Я не могу! Я же – призрак.
Ей-богу, мне было его жаль. Однако ревность, как известно, чувство неконструктивное.
Веньковецкого в галерее я не застал. Как мне сообщила чрезвычайно худая особа лет восемнадцати- двадцати, восседавшая посреди зала, у того был «отходняк после вернисажа». Она взглянула в протянутый мною каталог и ответила, что некий Сергей Черемухин действительно приносил им эту картину, но она в итоге не выставлялась и была возвращена владельцу дней десять спустя. Покопавшись в одной из служебных книг, она даже смогла сообщить его адрес. Квартира находилась в Кройцберге.
Я позвонил Маевской. Она тут же сняла трубку.
– Привет, – бодро произнес я. – Послушай, ты не знаешь художника по фамилии Черемухин?
– Как фамилия? Мухин?
– Нет, Черемухин. Че-ре-му-хин, – повторил я по слогам.
– Черемухина не знаю, даже не слышала никогда. А Мухин действительно был. Только умер несколько лет назад. Если хочешь, могу узнать поточнее.
– Нет, спасибо, про Мухина не надо. К тебе сегодня можно?
– Сегодня нельзя, я тружусь. Гы-гы-гы… Ну что за вопрос?! Конечно можно! Кому-кому, а бывшему соседу по квартире…
– Спасибо…
– А Черемухина – нет такого. В природе не существует.
Следующий визит я нанес Голдблюму. Я застал его в чрезвычайно суматошном состоянии. Он носился по комнате, как угорелый, и что-то возбужденно говорил в свой диктофон.
Для разминки я протянул ему фотографию, взятую у Агаповой. Он мельком взглянул, скомкал ее в руке и бросил в мусорную корзину. «Сучий потрох», отметил я про себя.
– Что-нибудь еще? – поинтересовался Голдблюм.
Я вздохнул и протянул ему каталог, раскрытый на «Инженере Ерофееве». Голдблюм от удивления даже разинул рот.
– Но ведь это же… это… совсем другое. Как тебе подобное даже в голову могло прийти?
– Посмотрите, пожалуйста, внимательнее, – взмолился я.
Он сел в кресло и уставился на портрет. Потом взял лупу и принялся изучать миллиметр за миллиметром.
– Или это – какое-то наваждение, или ты – дьявол, – взволнованно произнес он.
– Разрешите связаться с Черемухиным?
– Разумеется! – Он вновь забегал по комнате. – Мы сейчас вместе отправимся к нему. Адрес у тебя есть?
Я утвердительно кивнул.
Он включил диктофон и произнес:
