– Как идут дела в пятнадцатой?
Джизус пожал плечами. Глубокое разочарование, которое он испытывал, не видя положительных изменений в состоянии Энни Нил, опять овладело им.
Кэрри понимающе покачала головой, отвернулась и, протиснувшись мимо стола дежурного, распахнула дверь в комнату медперсонала, где всегда наготове был полный кофейник. Джизус вошел следом, кивнув двум ассистенткам психиатра и еще одной старшей сестре, которые, облокотясь на длинные стойки, потягивали темное густое пиво.
– Вечеринка, а меня не позвали, да? – спросила Кэрри, встряхивая черными кудрями.
– Барта Кевина нет на этаже, – объяснила белокурая медсестра скучающим голосом, – а большинство пациентов – на трудотерапии.
– Спасибо, Рози. Я знаю, где пациенты, – сказала Кэрри.
Это была обычная перепалка – Бертон облокотился на стойку, – и он уже привык к ним. Рози, надменная и элегантная, не любила работу, а авторитет Кэрри просто не переносила. Та же не уступала ей ни на йоту. Для доктора Бертона они олицетворяли собой два типа людей, работавших в отделении. У Кэрри были и сила и сострадание. У Рози – сила воли и холодная строгость. К счастью, среди персонала преобладали люди типа Кэрри.
Одна из ассистенток повернулась к Джизусу.
– Как ваша «подруга»?
Все взгляды обратились на Бертона, и он попытался улыбнуться.
– По-прежнему.
– Я была в приемном покое, когда к нам поступила эта девушка, – сказала Рози. Давно, еще, когда ее только назначили на восьмой этаж, она поняла, что Бертон не станет приветствовать ее нападки на Кэрри Янг. С тех пор Рози демонстрировала по отношению к нему подчеркнутую неприязнь. – Вы замещали священника этой ночью, не так ли, Джизус?
Он кивнул, но уже без улыбки.
Джизус, когда-то посвященный в сан священника, обнаружил, что его стремление служить одновременно Богу и человеку неосуществимо, и был вынужден отказаться от карьеры пастора ради психологии. Теперь он выполнял обязанности духовника только в исключительных случаях. Работа с пациентами, духовная поддержка их на пути к выздоровлению оказались его подлинным призванием. Именно в длительном общении с пациентами, каждый раз требующем от него полной отдачи сил, нашел он то, в чем видел для себя смысл деятельности. Ночь, когда молодая женщина была доставлена в госпиталь – окровавленная и без сознания, машиной полицейской «скорой помощи», – положила начало именно такого рода терапии.
Энни Нил поступила к ним пять месяцев назад. Это произошло поздно ночью. Бертон смог продержаться эту ночь только благодаря кофе и в надежде на то, что его, вероятно, больше никогда не попросят замещать госпитального священника. Больница договорилась, наконец, о найме еще одного священника в помощь чрезвычайно перегруженному молодому человеку, занимающемуся этим сейчас.
Двое из вновь поступивших уже скончались. В первом случае было смертельное ножевое ранение во время драки в закусочной, во втором – автокатастрофа. Он успокаивал родственников, читал молитвы, воздевал руки к Небесам. Он то качал на коленях корчащегося от колик ребенка, то утирал слезы маленькой девочке, ожидающей рентгеноскопии сломанной руки.
Когда машина полицейской «скорой помощи», завывая сиреной, снова подъехала к дверям приемного покоя, он уже приготовился к следующей трагедии и ждал, пока квалифицированная бригада приемного покоя делала свое дело. Молодая женщина, которую пронесли мимо него на носилках, была слишком бледна и неподвижна для живого человека, но дежурная бригада отказалась признать ее безнадежной.
Ей повезло, что ее доставили именно в этот госпиталь. Персонал часто имел дело с такими случаями и был готов к ним. Слабые признаки жизни еще теплились в ней. Джизус наблюдал, как с женщины стянули дешевую блестящую ночную рубашку и подключили реанимационную аппаратуру. Длинные до пояса волосы, скомканные, в грязи и крови, были срезаны, голову выбрили, и стала видна зияющая рана. Лицо отмыли от безвкусной косметики. Бесстрастные манипуляции медсестер покоробили его, и он возмутился. Они рассмеялись и продолжали обрабатывать пациентку с грубоватой тщательностью. И спасли ей жизнь.
Потом он пошел в кафе с сержантом полиции, сопровождавшим «скорую помощь». Это был его старый друг. Джизус Бертон и Чак Лоуч выросли в одном и том же квартале Батон-Ружа. Вместе они пробивали себе дорогу от бедности и мелкого уличного хулиганства к другой жизни. Местные уроженцы, оба считали своим долгом работать, хотя и по-разному, на благо города, который был их родным домом.
– Что тебе известно о девушке? – спросил Джизус у Чака.
Золотовласый Чак, отличавшийся внешностью фотомодели мужского журнала мод, а также потрясающей меткостью в стрельбе, которая не раз находила применение, кивком подозвал сонную официантку, чтобы та налила им еще кофе.
– Очередная попытка убийства проститутки. Только на этот раз не доведенная до конца. Если девчонка выживет, мы, может быть, арестуем ублюдка.
– Расскажи, что ты знаешь.
– Мы нашли ее лежащей лицом в грязи, на пустыре за баром «Красный бык» в конце Мэлком-стрит.
– Долго она там пробыла?
– Не очень. Иначе бы умерла. Ты давно не был на улице?
Джис кивнул.
– Там холодина, а на ней почти ничего не было. Я удивлюсь, если, несмотря на потерю крови и переохлаждение, она выживет.
– А почему ты решил, что она проститутка?
Чак рассмеялся, обнажив крепкие белые зубы.
