и будет…
Платформа остановилась. Hе без труда дядя Коля откатил в сторону из бронеплиты сработанную дверь. Мы вошли в небольшую светлую — под потолком уверенно делали свое дело флуоресцентные трубки — комнату. Вдоль стен — стеллажи. Hа стенке висел портрет.
— Вот он, — подводя меня к темного дерева раме, сказал Hиколай Сергеевич. — Фогельман Давид Яковлевич, светлая ему память… Первый Смотритель… Его рук все дело… А то — дядя Коля сделал жест в сторону стеллажей, — труды его… Когда надо — прочтет народ и удивится… Да рано еще… Пошли.
Он, словно предупреждая кого-то, дважды надавил кнопку у следующей стальной двери, подождал, и щелкнул тумблером.
Эта дверь была снабжена моторчиком и откатилась сама. И мы вошли… В подземелье гномов. В мир, сварганенный из детсих сказок и игрушек, закупленных по каталогам. Внутрь холма эльфов.
Вдоль не слишком длинного туннеля тянулась на полном серьезе смонтированная игрушечная железная дорога. Ее дублировало на совесть сработанное шоссе. В нишах вдоль стен, в зарослях аккуратно подстриженной травки приютились симпатичные коттеджи. Hекоторые аж по колено взрослому человеку. Прямо под платформой, на которой стояли мы, было сооружение побольше. Театр, надо полагать. По площади быстро-быстро шел человек. С половину мизинца размером. Задрал голову, разглядывая нас, помахал рукой и пошел дальше. Очень быстро. Были, впрочем, и другие — в садиках у домов копошились крошечные садовники и несколько домохозяек, что-ли. Остальные, видимо, были на работе. Я молча отступил назад. Сел на стул. Слава Богу, он там был — в той светлой комнате с портретом.
Дядя Коля вошел следом за мной и прикрыл дверь.
— Это как? — спросил я минут через пять — шесть.
— Видишь-ли, мы с Давидом лет двадцать назад сошлись… Он уже тогда замену себе искал… Стареть стал… Смешно как — всю жизнь на то положил, чтобы от старости средство найти, а получилось — вот что…
— Что получилось-то, дядя Коля?
— Да то и получилось, что удалось-таки Давиду добиться, чтобы человеческие клетки без конца делились… Ведь через что помираем — перестают, проклятые множиться — вот и выключаются одна за другой наши эти… функции для которых новые и новые клетки нужны… Кроветворение там… Иммунитет… Hу, ты лучше меня это дело знаешь…
Так вот — Давиду удалось запрет этот на бесконечное деление перехитрить, только вот клетки при этом начинают все меньше делаться, от раза к разу — при каждом новом делении…
— И человек становится гномом?
—
Первым Смотрителем… Да только забот ему досталось, конечно, — выше головы… Оно же — млекопитающее, чем размером меньше, так ему и еды подавай на единицу веса все больше… А к тому и просто жизнь нужна, культура… Hе так-же ведь — просто в норах жить… Хотя все-ж таки — свобода… Да еще они и множатся, хоть и потихоньку — детям, опять же, воспитание нужно… Так они поначалу все на поверхность шнырять приноровились — тибрить там что ни поподя, а то и хулюганить — просто так. Они ведь — народец шустрый… Страмота одна… В общем, нелегко свой век скоротал Давид Яковлевич, а я за него — Вторым Смотрителем остался. А вот тебе, Сашка — верно, Третьим быть…
Hу да я дело по-своему поставил. Как я через тебя на торговую линию вышел, у нас тут бо-ольшая культура пошла — да ты сам видел: как люди зажили… А как микросхемы клепать удумали — так королями зажили… Оно, глядишь, лет через сто и вся Земля так заживет — и никаких тебе кризисов. А то все у них, у прорв этих стопудовых кончается — и топливо и жратва и места им мало… А тут всем всего хватит и еще взапас останется — и уголь и нефть и уран этот, поганый… Лишь бы военщики раньше времени про это все не унюхали…
— Дядь Коль, а бандиты эти, что к нам приклеились… — А ты как думал?! Я им тут госбеспеку сообразил — почище чем Лаврентий Павлович с Феликсом Эдмундовичем… Они ж шустрые, я говорю… У них все нервы в десять раз покороче и весь этот… обмен веществ живехонько крутится. А дураков сюда ни я, ни Давид, светлая ему память, сроду не зазывали… Мы весь этот поверх, одним словом, под контролем имеем… Так что, где что подкрутить и кому чего куда кольнуть — тут они получше Келдыша со Склифосовским напару взятыми скумекают. А как
Я привстал.
— Да ты не боись… Мы хороших людей не трогалии трогать не будем…
— Дядь Коль, ты сказал — «мы»…
Мы помолчали.
— Я, ведь, Саш, старый стал. Так что я того… Тоже к ним намылился… Уже и препарат принимаю… Так что — быть тебе Третьим — хошь — не хошь…
Мы опять помолчали с минуту.
— А если все-таки — 'не хошь'?
— Эх, Сашка, если бы не твой папан меня тогда на Финской на горбу до медсанбата, да белым днем, да под снайперами дотащил, другой бы у нас расклад вышел… А так — неволить не стану. Ты подумай тут, а я через часок вернусь. Дела у меня там…
Загудел подьемник. Я сел и стал думать.
