— Не то я хотел сказать.
— То, то, если вдуматься. Так вот. Обрати внимание. Ты ведь заботишься сейчас о себе. И о Марине. Это тоже, считай, о себе. А я… Мне-то он лично ничего плохого не сделал, Какого же хрена, спрашивается, я на рожон лезу?
— Работа у тебя…
— Вот. Работа. Что же это за работа — под нож лезть, — давай разберемся. Так вот. Он человека убил, понял? Хорошего старого человека. И девушку, вроде твоей Марины, томе пытался убить, в больнице ее выходили. Он еще одного человека ножом бил, и опять того выходили. Хватит?
— Хватит…
— Получается, у меня к нему счет побольше, чем у тебя, Иван. Я должен думать и о других людях, с которыми он может столкнуться, на которых может кинуться. Тут и ты, и Марина, и кто-то еще, другой. Я всех этих людей обязан от него уберечь. Сами они этого сделать не смогут. И ты не сможешь, не думай. Он и хитрее и по-опытнее тебя. А я смогу. Я этому обучен. Это моя работа.
— Не позавидуешь, — усмехнулся Зарубин. В его усмешке проскользнула чуть заметная уважительность.
— Кто-нибудь, может, и позавидует. Не в том дело. Дело в справедливости. Вот главный закон моей работы. Все должны жить спокойно. И действовать тут надо умело. Где лопатой, где гранатой. Понял?
— Понял.
— Вот что я тебе напоследок посоветую. Ты пока Марину одну никуда не пускай. Объяснять ничего не надо. Зачем пугать? Но мы с тобой должны его опасаться. И меры принять. Вместе.
— Да уж придется, видно.
— Для начала я попрошу тебя посторонних на территорию санатория с сегодняшнего дня не пускать. Придет к кому кто, пусть по телефону к ворогам вызовут. Я видел, там телефон есть.
— А почему такой шухер наводишь, скажешь им?
— Нет. О том только мы с тобой знать будем. Так спокойнее.
— Ну, правильно, — с ноткой облегчения отозвался Зарубин. — А ты еще придашь или как?
— Приду. Завтра, в это же время. Ты меня здесь жди. И еще вот что, запиши-ка мой телефон. Если меня не будет, то Савчука позови. Или Рощина. Знаешь там таких?
— Люди надежные. И в курсе.
— Мне других надежных не надо, Я тебя знаю.
— Они мне передадут. Пиши номер, Фамилия, повторяю, Откаленко. А зовут, между прочим, Игорь. Это уже для тебя.
— Понятно. Дай-ка ручку.
Зарубин вытащил пачку сигарет и на ней записал номер телефона.
Они расстались. Игорь направился к главному зданию санатория.
… В конце дня состоялось совещание у Савчука.
— Шоссе на Симферополь контролируете? — спросил Игорь.
— Еще с утра, — ответил Рощин. — Там наши. Получили по телеграфу его фото, размножили. Завтра на разводах вручим каждому постовому, — бодро заверил Рощин. — Никуда теперь не денется от нас.
— Только бы появился, — произнес Игорь.
— Я почему-то был уверен в Зарубине, — сказал Савчук задумчиво. — Видно, правильно вы с ним разговор построили.
— МУР, — многозначительно поднял палец Рощин. — Школа.
Ждать — это самое трудное и нервное дело. А тем более ждать сложа руки. Кажется, все сделано, что возможно, Игорь ничего не упустил. Больше пока искать Смолякова негде. Пока. До нового его преступления, до новой беды. Только тогда снова появится след.
Нет, надо еще что-то делать, надо думать, думать, думать…
Игорь беспокойно ворочался в постели и не мог заснуть.
Утром Рощин поинтересовался:
— Ну, как спал?
— Нормально, — буркнул Игорь.
— Да, — согласился Рощин, — ночь прошла спокойно. Не появился твой красавец. — Он повертел в руках одну из фотографий, лежащих на столе, и добавил: — Страшноватая рожа.
Игорь покосился на фотографию.
— В тюрьме снимали. Девай, Никита, думать, ничего мы с тобой не упустили? У санатория люди дежурят?
— А как же.
— Проверил бы. Я их не знаю.
— Проверю, проверю. На этот счет не беспокойся.
— Он опытный, Смоляков. Учти.
— Мы тоже опытные.
— А какие еще входы есть в санаторий, посмотрели?
— Слушай, — сочувственно сказал Рощин. — Да не волнуйся ты так. Все посмотрели. Все в порядке. Только бы он появился.
… И Смоляков наконец появился. Однако совсем не там, где его ждали.
Неожиданно позвонил Зарубин.
— Игорь? — глухо спросил он.
— Я. Чего звонишь?
— Приезжай. Дело есть.
Игорь нашел Зарубина у того же сарая, что и вчера. Он сидел на скамейке какой-то взъерошенный, сутулый и, опираясь локтями на широко расставленные колени, смотрел в землю, словно что-то потерял в траве возле ног.
— Ну, что случилось, Иван? — спросил Игорь, слегка запыхавшись и усаживаясь рядом на скамью. Зарубин вздохнул, откинулся на спинку скамьи.
— Письмо получил, — процедил он, доставая из кармана мятый конверт.
Игорь прежде всего внимательно осмотрел конверт.
— Так… Местное. Уже хорошо… Отправлено вчера… — медленно говорил Игорь, крутя конверт в руках. — В одиннадцать часов… С центрального почтамта… Там, видимо, и писал его… Ну, посмотрим, чего написал.
— Прийти велит.
— «Велит». Он тебе что-хозяин? Игорь вынул письмо. Это был сложенный вдвое зеленоватый бланк для телеграмм. Кривые строчки шли поперек печатного текста: «Здорово, дружок закадычный Иван. Поклон тебе от дружка Фени. Желаю встретиться. Приходи в субботу в парк у моря в двенадцать дня. Там открытая кафушка „Золотой маяк“. Ждать буду. Не придешь, умоешься. Феня».
— Феня — кличка его? — спросил Игорь.
— Ага.
— А суббота у нас завтра, так?
— Так. Мне идти или как? Охота взглянуть.
— Не боишься?
— Я его бил, — нахмурился Зарубин. — Под нарами у меня сидел.
— Выходит, он тебя бояться должен?
— Посчитался, — коротко ответил Зарубин и невольно пощупал бок.
— Нож? — спросил Игорь.
— Напильник.
— Опасно.
— Ничего. Я живучий.
— Простил ты его все-таки? Под конец дружками вышли?
— Вроде того.
— А Марину, получается, ты у него увел?
