- Нормально, ты, мам, пожалуйста, этот вопрос не педалируй особо. Привыкает пацан. Ещё бы! Отец теперь у него есть, семья, и всё по закону.
- А настоящих родственников его вы так и не нашли?
- Не очень-то и хотелось, если честно. Хотя, вообще-то, надо было бы с этими... с этими, - не знаю даже, как и сказать-то! Такого парня профукать! Если б не Мишка, пропал бы пацан, - а ведь какой пацан, - золото! А, ладно... Ну, куда же ты балык, не надо его в холодильник.
- Я телятину запекла, как Вадик любит, с сыром и оливками. О, это Миша, наверное, иди открывай.
Я, открыв дверь, отпрыгиваю в сторону, так, чтобы меня не задел Борман. А тот, пулей, визжа от предвкушения, несётся, спотыкаясь и скользя на паркете, прямиком на кухню.
- Ох ты ж! Мама, балык! Вадька, Егор!
Мы, толпой, бросаемся спасать наш праздничный обед. На кухне мама стоит с поднятыми руками, подняв балык и окорок повыше, а Борька исполняет вокруг неё какой-то собачий вариант боевого гопака. И при этом не перестаёт визжать почти на ультразвуке. Мы втроём с Мишкой и Егором ловим этого голодающего. Почему втроём? Потому, что Вадька, согнувшись пополам от смеха, помощь нам оказывает чисто виртуальную, - бестолковыми, невразумительными советами.
- Ну и псина у вас, Соболевы! Мишка, мне одно непонятно, какого немцы войну умудрились проиграть, - с такими-то собаками! Вадька, хорош ржать! Восемь месяцев щенку всего, а хлопот, как от всего питомника 'Waffen SS'!
- Тётя Наташа, здравствуйте! Тут вот икра и крабы ещё. А лимоны у вас есть, а то я забыл купить? Ладно, обойдёмся. Ребята, тащите Бормана отсюда, нечего ему здесь. Ил, держи шарф Вадькин, и мобильник твой, растеряшки вы оба.
- Сам ты! Спасибо... Вадька, кому сказано, чешите отсюда. Блин, надо табличку на кухне вывесить. А, да, - Борман же по-русски не того... По-немецки надо... Вадик, как по-немецки, - 'собакам вход воспрещён'?
- Это, как его... щас, погоди, а дайте Борьке сосиску какую-нибудь, а то... 'den Hunden ist es verboten', вот как. Пошли, Егор, отсюда. Bormann, auf den Ausgang!
Пока Егорка с тихим восхищением смотрит на Вадьку, Борман исхитряется сожрать у него из рук сосиску. Я, без лишних слов, выталкиваю мальчишек с Борькой из кухни. Мишка, накинув пальто на спинку стула, моет руки над кухонной раковиной.
- В ванную нельзя пойти? - ворчу я.
- Илья, отстань от него, - говорит мама. - Устал, Мишенька?
- Есть такое дело, тёть Наташа, - благодарно отзывается Мишка. - Притомились ноженьки, умотались рученьки! Наоборот, то есть... Но ничего! Главное, что всё позади, - теперь Егорка мой законный сын! А то неопределенность эта, проклятая...
- Ну, не знаю, Мишка, не знаю. Насчёт позади... Впереди ещё, знаешь, сколько? Растёт ведь человек. Мам, послушай, - а может нам тоже собаку завести? Чего-нибудь такого, - мастиффа там, какого-нибудь, а? А то Вадька меня совсем достал.
- А почему мастиффа? - спокойно говорит мама. - Давай уж сразу берберийского льва! Миша, а как он сам-то, - Егор, я имею в виду?
- Нормально, - Мишка пожимает плечами. - Ил вот считает, что обвыкнется.
- А ты?
- А что я? Люблю я его, аж до колик. Такой парень! Вчера после суда говорит мне: - 'А может, я работать пойду?' На заправке, говорит, пацаны, мол, неплохо получают. А то, мол, говорит, столько денег ты на меня убухал... Представляете, а? Я аж... Тёть Наташ! Вы чего? Вот же блин, а, Илья...
- Мама! Ну, пожалуйста!
- Всё, всё, мальчики, не буду. Слёзы сами, как-то... Какие вы у нас, всё-таки! И Вадик вот, и Егорка. Алексей Михайлович и Катя тоже не нарадуются. А съезжу ка я к ним завтра! Точно. С Нового Года не встречались. Всё телефон, да телефон. Ну, мы обедать будем или нет, а то давайте на стол накрывать. В столовой, да, Илюша?
- В столовой, только я покурю сначала. Айда, Мишка, в кабинет. Мам, ты что сказать хочешь?
- Точно! - вякает Мишка. - Хорошие какие стихи, чьи это?
Мама выжидающе смотрит на меня.
- Шефнер? - брякаю я наугад. - Нет? Ну, Тарковский, тогда, который старший.
- Иди отсюда, невежа! Это Леонид Мартынов, Мишенька, сейчас он не очень популярен.
- Пошли, Мишка. А я, мама, не невежа! Просто в искусстве я узкий специалист.
Посмеиваясь довольно, оттого что последнее слово осталось за мной, тащу Мишку в кабинет, - курить я хочу, аж уши опухли. В кабинете Вадька с ногами забравшись в огромное кожаное кресло, барабанит по клавишам моего компа, а Егорка зачарованно смотрит на монитор. Борька с упоением что-то там такое у себя выкусывает на ляжке.
- Ну, понял? И ни шиша сложного. А тут вот можно ещё бонуса добрать, щас, погоди...
- А ну, брысь отсюда! Вадька, гадость мелкая, ты как комп запустил, я ж его запоролил, блин!
- Как, как... Что, жалко тебе, да? Повёлся?
- У тебя свой есть, его и колошмать, а к моему не фиг соваться. Идите отсюда, я курить хочу, потом обедать будем. А это что такое, а? Чего это, я тебя спрашиваю! У-у, Вадька, точно дождёшься ты ремня хорошего по заднице! Мишка ты посмотри только, что он мне на стол выложил! Гадость какая!
На рабочем столе моего компьютера женщина-робот, частично затянутая в сталь-кожу, сверкает двумя аппетитными половинками... этого... Ну, того, по чему я Вадьке ремня обещаю. Егорка, покраснев, как рак, тут же начинает отвлечённо рассматривать катанакаке с мечами, что стоит напротив моего письменного стола. Вадька, аж подпрыгнув от возмущения, тут же на меня обрушивается:
- Это кто это гадость, а? Я? Или это вот гадость? Да это же Сорояма, Ил! Ты что, совсем, - это ж не порнуха какая-нибудь. Дядь Миш! Ну скажи хоть ты ему.
- Э-э, нет, Вадик, меня ты в это не втягивай! А если папа тебе говорит, что не надо это на стол вытаскивать...
- Драть его надо, Мишка! Точно говорю. Слова тут бессильны. Егор, а ты-то, что молчишь?
- Да я не знаю... А так вроде ничего... Ну, красиво, что ли... - и Егорка совсем уж засмущавшись от своих слов, умолкает.
- Да? - тут же оживляется Мишка. - Ну-ка, ну-ка... Так. Ну и чего ты орёшь, Илья? Я, признаться, никакого криминала здесь не вижу. Как ты Вадик, говоришь, что там за 'яма'?
- Так, всё! Хватит с меня сегодня дискуссий по искусствоведению! Вадька, а ну марш к себе! Стоять! В
