тоже приходит к нам на кухню. Я протягиваю ему коньяк, мы усаживаемся вдвоём на подоконник.
- И как вам этот мальчик, Миша Шилов? - спрашиваю я маму с Мишкой.
- Мне понравился, - говорит мама.
- Смелый парнишка и весёлый. Отца, похоже, нет у него, ни разу не вспомнил. Ил, да не дыми ты в мою сторону!
- Похоже, что нет отца, - соглашаюсь я с Мишкой.
- Плохо это, - у каждого мальчишки в жизни должен быть старший мужчина, любящий, разумеется, - безапелляционно заявляет Мишка.
- Ты так считаешь, Мишенька? Но вот Илюша у нас ведь без отца вырос, сам же знаешь.
- Мам, это у Мишки после Егора такая парадигма, это даже не обсуждается!
- Я, Ил-Илья, не знаю, что такое парадигма, но это правда! И это с Егоркой не связано. Правда, - она вообще, ни с кем конкретно не связана, она сама по себе, - какие уж тут обсуждения тебе нужны! А ты не умничай, понял, а то сигареты заберу! Погоди-ка, - а ты что, со мной не согласен, что ли?
- Согласен, конечно же. Это я так ляпнул, по глупости, - я задумчиво отхлёбываю коньяк. - Ты куда, мам?
- Пойду мальчикам винограду отнесу.
- Давай. Конечно, я согласен, Мишка, - вздыхаю я.
- Ну и вот! А вздыхаешь тогда чего?
- А того, что всех не подберёшь!
- Не ори! - Мишкины глаза темнеют. - Чего орёшь? Согласен, всех не подберёшь, - тьфу ты, слово-то какое откопал! Не подберёшь всех, но мы не про всех сейчас говорим, а про конкретного мальчика, про Мишу Шилова!
- А мы что, - говорим?
- Я вот тебе сейчас пепельницу на уши одену, Токмаков, - шипит Мишка. - Я говорю, и ты хочешь, не хочешь, но тоже говоришь!
- Тише ты, мама сейчас зайдёт!
- Не зайдёт, чего ты думаешь она вышла? Не зайдёт... Ты что, Ил, я же видел, что за столом было. Молчи, сказал! Видел... И Егор, по-моему, тоже... Как ты на мальчика смотрел, и как он смотрел на тебя. Между вами же канат повис, хоть ходи по нему. Вадька маленький ещё, не понял ни шиша, да и тётя Наташа тоже. Но я то! Я же тебя насквозь вижу! Молчи, Ил, дай договорить.
- Договаривай, - внезапно успокоившись, говорю я. - Телепат...
- Тебе ведь это нужно! Ты в себя посмотри, Ил! После Тани, - уж прости меня, Илюша, - после Тани тебе это нужно. И я тут тебе не подхожу, что уж тут, в одну реку дважды не войдёшь. Не может человек без Любви, - если он Человек, конечно, а не пенёк с руками и ногами. А ты не просто человек, ты у меня Ил! Я тебя ведь лучше всех знаю, ты извини, но ни мама твоя, ни Вадька...
- А мальчик, а? Мне нужно, телепат ты! А мальчику?
Мишка смотрит на меня, потом качает головой.
- Да что с тобой, Ил? Дурачком слепым ты никогда не был... Ты же Самолётик, - ты что, летать разучился? А, ладно, - пустой разговор у нас получается. Если ты в мальчике этом ничего не разглядел, то и говорить нечего. Пойду я кино посмотрю какое-нибудь, не хочу я с тобой сейчас общаться! Не напейся тут, смотри...
- Подожди. Сядь. Я же ничего о нём не знаю, я ж не телепат! Симпатичный пацан, да нет, - красивый пацан! Не дурак, - да, весёлый, - да. И взгляд у него очень хороший. Настоящий. И что? Всё. А он обо мне, ещё меньше того знает. Ну, это-то не проблема, это всё придёт. А если ему это не надо? А? Я ж потом с ума сойду!
- Не сойдёшь, мы не дадим. А насчёт Миши у меня даже никаких сомнений нет! Ему это не меньше, чем тебе надо. Ты вот меня телепатом называешь, - бог его знает, право! Но я отлично понял, что парень не хотел с мальчишками идти, ему с тобой хотелось остаться. Иди сейчас к ним и приглядись к мальчику получше, сам всё поймёшь. Ступай, Ил-Илья, и не спорь ты со мной, ради всего святого! Я в гостиной буду, не лезь ко мне без нужды. Всё.
Мишка оставляет меня, я сижу на подоконнике, развернувшись, смотрю в окно, а там всё равно ни шиша не видно, темно там. И не в окно я смотрю, а в себя, как Мишка мне посоветовал. Прав Соболь, он всегда прав, и сейчас он прав. И про Любовь, и про мальчика, и про меня... Я, разумеется, тоже почувствовал, что между мной и Мишей Шиловым что-то сверкнуло. Что-то очень знакомое, то от чего мне не отмахнуться, то, что навсегда. Forever. Вопрос для меня не в этом, вопрос в том, - а стоит ли мне пытаться отмахиваться? И кем я тогда стану, если попытаюсь отмахнуться? Двадцать лет назад я не размышлял! Утонул, и всё! Сам, с радостью. Поглубже, ещё глубже, - так, чтобы дышать одной Любовью. Может я и правда, - летать разучился? Пойду! - решаю я. Будь что будет! Ввысь, так ввысь, в штопор, так в штопор!
Я, допив оставленный Мишкой коньяк, встаю с подоконника. Ну, и чего я психую? Не нужен я мальчику, что ж... Да нет! Нужен! Это же настолько ясно, что даже и говорить не приходится. Тут вообще слов не надо. А уж как он мне нужен... Пойду.
Как всё-таки трудно быть первым. Как мне было просто тогда, двадцать лет назад. А вот Мишке, наверное, было также трудно, как и мне сейчас. А я тогда, - ну что я? На меня свалилось счастье. Нежданно негаданно. Я прикасаюсь к Зубу, что висит у меня на груди. А если бы Мишка тогда раздумывать начал? Сомневаться, мучаться, как я сейчас? Так бы я бы дурачком бы и прожил бы, - как Вадька говорит. Может быть, теперь моя очередь быть первым? Достаточно ли я для этого вырос? Проверим... Пора становиться первым, как тогда Мишка...
Во всём Мишка первый! Неделю мы уже вместе, три дня я учу его кататься на лыжах, а он меня уже обставляет, зараза! Я устало пыхчу ему в спину, стараясь наехать на его лыжи. Ух ты, получилось!
- Так, Токмаков! Надоел! Если ещё раз так сделаешь, я тебе снегу за шиворот насую, понравилось тебе в прошлый раз, похоже! Тебе надоело если, Илька, - так и скажи, домой поедем. Как маленький!
- Сам ты! А сколько сейчас?
Мишка смотрит на часы.
- Три, без пяти. Домой, что ли?
- Поехали, Миш, мне и правда, надоело.
- Так бы сразу и сказал, а то...
- Не бухти. Завтра, завтра, завтра! - напеваю я, разворачиваясь на лыжне.
- Вот ведь самолётик неугомонный! - смеётся Мишка.
- Что же ты за человек такой! Как же ты не понимаешь, Мишка, - это же КЛЮШКА! Понял? Новая! Новенькая, блин! Клюшечка, клюшечка, клю-шеч-ка!
Завтра, в понедельник, мы с Мишкой идём покупать мне новую клюшку! Я за эту неделю всех достал. Маму, Мишку, Мишкиных родителей даже. За эту неделю, что мы вместе, я у Мишки стал совсем своим. Даже высокомерная студентка Олька, Мишкина старшая сестра, красивая и холодная, как богиня Афина из учебника истории за пятый класс, даже она снисходит до того, чтобы со мной общаться. Особенно, после того, как я притащил к Мишке дедов альбом с фотографиями. Миг славы! Твоей славы, дед Илья. Как все молчали и, открыв рты, смотрели на эти фотографии. Буденный, Уборевич, Егоров, Тухачевский, польский фронт. А это Отечественная. Ленинград. Ворошилов, Жуков, Хозин, Говоров, Мерецков. Кремль, сорок четвёртый. Калинин вручает деду Звезду. А это что, Илья? Это кто же, - неужто... Да, Николай II. Это трёхсотлетие Романовых. Офицеры легкоконной Гвардии с Императором. Во-от дед, в предпоследнем ряду. А это он в Пажеском. Мальчик совсем, ты на него похож немного, Илюша. Да нет, тёть Катя, не очень... А форма какая простенькая, и бескозырка, как у моряков, только без ленточек. А вот ещё, смотрите, дядя Лёша, это в штабе у Брусилова. Так, что здесь написано? Ага, 'АВГУСТЪ, 1916'. Как раз наступление шло. Да нет, Оля, это вот Брусилов, маленький, с папиросой. А я подумала, что этот вот великан с бакенбардами. Это я знаю кто, мне дед про него говорил, он сволочь, - ой, извините... Почему, Илья? Да так... А всё же? Ну... Полковник Свентицкий. Он потом у Скоропадского служил, - Гетман который, ну, после революции когда. Народу перевешал, - вообще! Гад, одним словом. А это деда в отставку провожают, в 59-ом. Да, тут ничего не скажешь, вот судьба человеку выпала, - гордись, Илья, прадедом! Так ведь я и горжусь... Он,
