опадают, он теперь трясёт меня за плечи, трясёт всерьёз, я даже стукаюсь головой о стену. - Думать даже забудь! Ты о родителях подумай! А мне, что потом, следом за тобой, что ли?! Я же ничего тебе не сделал, ну прости, не помешал я этим уродам, да успокойся ты, никто никогда ничего не узнает! И их ты больше не увидишь никогда! Обещаю тебе! Они вообще не с нашего района, я с ними в больнице просто познакомился, лежали вместе, всё забудь о них. Ну всё, всё, кончай психовать, не хочу я с тобой с крыши прыгать.
Я всё так же, не мигая, смотрю ему прямо в глаза. Он пытается мне улыбнуться, получается не очень, - видно, что он здорово потрясён. Ненавижу! Кожа у меня на скулах натягивается, губы немеют, - мне знакомо это моё состояние, случалось уже со мной такое несколько раз в жизни и ничем хорошим это не кончалось...
- Чтоб ты сдох, и эти гады твои, твари! Чтоб вы сдохли! В больнице они вместе лежали! Пацанам вы там вместе за щеку давали, таким же, как я! Сдохни ты, будь ты проклят, тварь!
Я говорю не громко, сил у меня нет орать, но голос мой звенит от чувства и от напряжения. Он отшатывается от меня. Я тяжело роняю голову на коленки. Всё, решимость моя кончилась, растворилась в слезах. Ни с какой крыши я уже прыгать не смогу... Я снова беззвучно плачу. Ну почему это случилось со мной! И ведь какой хороший был день, на тренировке как бесились, и снег... Я чувствую у себя на голове лёгкую, осторожную руку. Гладит ещё, сука, успокаивает! Но сил у меня нет даже на то, чтобы просто скинуть эту паскудную, ненавистную мне руку.
- Ну, послушай ты меня, перестань, не плач. Ну, погоди, да слушай же, блин! Прости меня, я как козёл поступил, должен я был им помешать, сам не знаю, что со мной случилось, - ступор какой-то! Стоял там и смотрел, бля... Хуже их, точно! Мог же, мог! Одним движением мог я их остановить! Запросто мог, я ведь самбо пять лет занимаюсь... Прости ты меня, если можешь! А я себе этого никогда не прощу! Ну что ты хочешь? Всё сделаю. Ну, хочешь, я сейчас к ним поеду, а? Прямо с тобой, вместе. А, чёрт, я знаю только где Наиль живёт... Ну и хорошо, его это идея была... Кровью сука умоется! В ногах у тебя ползать будет, хочешь? Ну не молчи же ты! Сам ему за щеку дашь! Хочешь?
Я отрицательно качаю головой.
- Отстань ты от меня, пора мне давно... - устало шепчу я, поднимаю голову и вдруг вижу, что этот пацан тоже плачет!
Не так как я, не сильно, но несколько слезинок всё же поблёскивают у него на щеках. Вот ведь, блин! Неужели он серьёзно так переживает? Ему-то какое дело до того, что со мной случилось? И ведь, правда же, - он-то ничего со мной не делал. Ну, мог помешать этим уродам, говорит, что мог, а как там на самом деле, кто ж его знает... Да и не изменишь уже ничего! Молчал бы только потом, главное. Это самое главное, - чтобы потом молчал! Да и сейчас мне его слушать совсем не в тему...
- Пусти, пойду я, - я освобождаюсь от его рук, медленно с каким-то трудом, поднимаюсь на ноги.
- Погоди, постой! Ну, куда ж ты пойдёшь в таком виде? Пойдём ко мне, умоешься, почистишься, я же в этом подъезде живу, мы на прошлой неделе переехали. На седьмом этаже. Пойдём? У меня и дома никого нет пока.
У меня в животе снова что-то обрывается. Я как-то невольно вжимаюсь в угол, чуть было опять не присев от поганого липкого страха. Даже не могу отрицательно мотнуть головой.
- Да не бойся ты! Ну что же ты, в самом-то деле, как маленький, - этот пацан, похоже, легко почувствовал моё состояние. И сейчас, спустя двадцать лет, я не перестаю удивляться тому, с какой легкостью Мишка всегда может угадывать мои чувства, настроение и иногда даже мысли мои... - Не бойся, говорю же! Не снегом же тебе умываться, размажешь только всё. Ну, хочешь, я даже в квартиру заходить не буду, а? Тебя запущу, собаку нашу в комнате закрою и тут же в подъезд выйду. Пойдём, а?
Его голос становится каким-то... жалобным? Нет, конечно. Просящим, скорее. Совсем чуть-чуть. Но я, как ни странно, успокаиваюсь, тяжёлый ком в желудке потихоньку рассасывается. В самом деле, привести себя в порядок мне просто необходимо. Необходимо, как... как дышать! Мамы дома нет, на работе она, за это я не боюсь, это нужно мне самому. Я просто физически не могу зайти к себе домой со следами этой... этого... в общем, с этим на лице.
- Меня Миша зовут, а тебя как?
- Ил... Илья, - всхлипнув, отвечаю я машинально.
- Ну, вот и хорошо! Ну что, Ил-Илья, пойдём? - говорит он, как ни в чём не бывало.
Я смотрю на него исподлобья. А-а, ладно, была, не была! Хуже не будет, хуже уже некуда... Да и если бы он хотел чего-то... ну этого... он бы здесь попытался, чего ж ему меня к себе домой-то тащить, палиться... Я молча киваю головой и стараясь не глядеть на этого, такого неожиданного пацана, начинаю осторожно спускаться по довольно крутой железной лестнице. На площадке девятого этажа я останавливаюсь подождать, всё также старательно избегая смотреть на него.
- Это, пойдём пешком, а то у нас лифт ещё не работает. Чёрт, да ты же и сам знаешь, наверное...
Я быстро вскидываю на него глаза. Да нет, ничего. Он это спокойно сказал, - так, отметил просто... Я замечаю, что мои сумка и шапочка у него в руках.
- Дай, - говорю я и тянусь за своими вещами.
- Да ладно, я донесу.
- Дай, - коротко повторяю я. - Сам не инвалид, пока...
- Да держи, держи уж, не инвалид! Ну, пошли, Ил-Илья.
- Илья, - хмуро поправляю я его.
- Илья, так Илья, - легко соглашается этот странный пацан, и тут же спрашивает: - А что, 'Ил' не подходит?
Я лишь пожимаю плечами. Мы спускаемся по лестнице, он впереди, я следом.
- А по-моему 'Ил', - очень даже ничего звучит. Самолёт такой был, - Ил-2, штурмовик, жути на немцев нагонял, полный атас! Слыхал?
Я продолжаю упрямо молчать. Что-то не нагнал я жути на вас троих, не додумался... Пацан, вдруг, резко оборачивается.
- Слушай, Илья, да брось ты, наконец! Свинья я, конечно, так повёл себя с этими. Ещё раз говорю, - прости!
Я удивлённо смотрю на него сверху вниз, опять как-то угадал он, о чём я думаю.
- Прости, слышишь? Мне тоже сейчас погано, да ещё как, кто же мог подумать, что ты такой...
Какой ещё - 'такой'? Ишь ты, погано ему... Слёзы снова, помимо моей воли, наворачиваются на глаза.
- Погано тебе, да? Бедненький, ну давай я тебя пожалею, кому ж ещё, как не мне тебя пожалеть... Да знаешь ты... - я лишь тоскливо вздыхаю, и обречёно машу рукой. - Пошли быстрей, умоюсь я и домой мне надо...
Он ещё секунду грустно как-то смотрит на меня, глаза его снова темнеют, он точно так же машет рукой, будто копируя меня. Снова резко повернувшись, он продолжает спускаться. На седьмой этаж мы приходим уже молча.
- Вот моя квартира, трёхкомнатная у нас. Сейчас, погоди... - пацан начинает возиться с замком. - Блин, замок новый, тугой ещё, ну вот, проходи.
Он стоит у себя в прихожей, приглашающе распахнув дверь. Я, осторожно заглянув в квартиру, тихонько прохожу внутрь, мимо посторонившегося пацана.
- На место, Корнет! Отвали на место.
Из комнаты на меня смотрит огромный доберман. Его чёрные бока и спина блестят, будто покрытые лаком. Я зачаровано смотрю на этого красавца, - правда, красавец! Я таких собак только на картинках видел. Пёс наклоняет голову на бок и негромко тявкает, не отрывая от меня взгляда. Я подпрыгиваю на месте от неожиданности. Лает он пусть и негромко, но так внушительно, что душа уходит в пятки!
- Цыц! Корнет, место, кому сказано! Ты не бойся, Илья, это он так, для порядка. Корнюха у нас правильный пёс, без команды никогда не бросится. У него три медали по ОКД. Это общий курс дрессировки так называется. И караульная служба у него тоже... Медалей, правда, только вот нет за неё. А это он так просто, - спрашивает кто ты такой. Не бойся, сейчас я вас познакомлю. Корнет, - это Илья. Свои! Понял? Свои!
Пёс, задрав голову вверх, чуть понюхав воздух в моём направлении, вяло как-то, но вполне
