Сквозь слезы, застилавшие ее глаза, Катрин в одном узнала Сентрайля, а второго она никогда не встречала. Это был Жан де Дюнуа, Бастард Орлеанский, хозяин осажденного города. Все склонились перед ним, ведь, кроме своего высокого происхождения, будучи незаконным сыном Людовика Орлеанского и Мариэтты Энжьенской, Бастард отличался безумной отвагой, неподкупной честностью и истинным благородством. Он взглянул на Катрин и сделал жест рукой.
– Освободи эту женщину, палач…
– Монсеньор, – начал Люилье, – не кажется ли вам…
Спокойно, но решительно Дюнуа остановил его:
– Нет, друг мой! Мы должны проявить гостеприимство, а не мучить эту, возможно, невиновную женщину. Я принес прекрасные новости!
Из-за колонны появился белый от гнева Арно.
– Это я, монсеньор, приказал арестовать эту женщину. Это я назвал ее преступницей, и это меня вы оскорбляете, осуждая мои действия!
На этот раз Бастард улыбнулся с оттенком нежности, и Катрин, которую уже усадил палач, заметила, как необыкновенно привлекательна была его улыбка. Дюнуа положил руки на плечи капитана.
– Я не порицаю твоих действий, Арно! Как я могу? Ты мой брат по оружию, и я люблю тебя, как единокровного брата. Если ты считаешь эту женщину виновной, ты правильно сделал, что решил это доказать, но зачем мучить ее? Скоро посланница Бога будет здесь. Она покинет Пуатье, где врачи признали ее святой, а женщины – Девой, и король вручил ей доспехи, чтобы она повела войска на приступ. И Дева пойдет на Тур. Вскоре она соединится с армией в Блуа, а потом придет к нам. Вот она и решит судьбу пленницы, когда Орлеан будет свободен. А до тех пор ее надо держать в тюрьме. Стража! Уведите ее!
Арно, побежденный, опустил голову. В то время как палач помогал Катрин надеть платье и встать на ноги, она, несмотря на боль, разрывавшую ее члены, с удивлением подумала, что строптивый капитан, должно быть, очень сильно любит Бастарда, чтобы так беспрекословно подчиняться ему. Но молодая женщина была слишком слаба и не могла идти. И два солдата вынуждены были нести ее до камеры.
В последующие дни ею занимались столь мало, что она подумала, что про нее забыли. Никто не пытался больше ее допрашивать, никто не навещал ее. Ее просто оставили в тюрьме, и она сочла даром Божьим своего тюремщика. Питуль вполне соответствовал своему облику. Он был совсем неплохим человеком, скорее хорошим, и если занимался таким делом, столь мало соответствующим его характеру, то лишь потому, что он унаследовал его от своего покойного тестя. В жизни Питуля было три страсти: его жена Ализон, крикливая толстуха, которая била его не реже одного раза в неделю, чтобы не терять навыка, добрая еда и особенно сосиски, гордость трактирщика Голена, чья вывеска «Золотая сосиска» украшала Гостиничную улицу, и, наконец, самые разные сплетни. Осада города лишила его блюд, которыми он наслаждался в трактире Голена, и ему остались только жена Ализон и сплетни. И если вначале он смотрел на Катрин с долей недоверия ввиду ее подозрительных связей с бургундцами, то факт, что сам монсеньор Бастард лично заинтересовался ею, изменил его отношение к ней. Он больше не считал неудобным приходить к ней время от времени, чтобы поболтать. К тому же она сейчас была единственной заключенной в его тюрьме.
Благодаря Питулю Катрин узнавала основные новости с воли. Волна надежды прокатилась по городу, где доедали кошек и собак и где чашка муки продавалась на вес золота. Иногда какому-нибудь торговцу удавалось пробраться в осажденную крепость под покровом ночи, но то, что он приносил, было каплей в море, и все это доставалось лишь богатым. У жителей Орлеана была только одна цель: выстоять, несмотря ни на что, продержаться до тех пор, пока Дева не совершит чуда и придет к ним. Изо дня в день Жан де Дюнуа обращался с речью к жителям города, призывая их быть мужественными и терпеливыми, и каждый с надеждой следил за продвижением Жанны. Было известно, что она из Пуатье направилась в Шинон, затем в Тур, где король вручил ей военный штандарт.
– Ей дали оруженосца, двух пажей, двух герольдов и капеллана, – с восторгом рассказывал Питуль, – как настоящему полководцу. А теперь Святая Дева идет на Блуа, да хранит ее Бог, на Блуа, где к ней присоединятся другие полководцы!
Постепенно в воображении Катрин вырисовывался образ странной крестьянки, ставшей полководцем. Еще не видя ее, она ее ненавидела, потому что ее дальнейшая судьба зависела от этой Девы. Она представляла себе это создание, наделенное необычайной хитростью, необыкновенной способностью обольщать людей, околдовывать мужчин на расстоянии. А те, кто видел ее, все подчинялись ей, и даже очень высокородные вельможи, такие, как Жан де Дюнуа. Ее чарам скоро поддастся и Арно. И постепенно Катрин начинала винить Деву во всех своих несчастьях, убежденная, что, если бы Арно не ждал так прихода Жанны, он не обошелся бы с ней с такой жестокостью. Он ждал посланницу неба, женщину, настолько превосходящую всех других, что она вытеснила из его памяти ту, которую он едва не полюбил. Больше того, Катрин была для него порождением дьявола, зловредным созданием… И молодая женщина с грустью и гневом слушала восторженные рассказы своего тюремщика. Но она прощала ему это, ведь он каждый день приносил ей кувшин воды, чтобы она могла помыться, и даже принес ей старое платье своей жены.
Однажды во вторник последней недели апреля Питуль, как всегда, зашел в ее камеру. Он принес кувшин с водой и полную миску похлебки из репы, заправленной прогорклой мукой. Но он сиял.
– Это не очень сытно, то, что я приношу вам, – сказал он, ставя миску на табурет, – но солдаты получают еще меньше. А скоро у нас будет вдоволь еды!
– Почему? Англичане уходят?
– Ну уж нет! Но в Блуа уже есть целый обоз с продовольствием, и сама Дева приведет его к нам…
Он наклонился и прошептал Катрин на ухо, как будто стены могли услышать его:
– Этой ночью Бастард, мессир де Гокур и почти все военачальники отправились навстречу Жанне. Может, уже завтра она будет здесь, и тогда мы спасены…
– Они ушли? – спросила Катрин удивленно. – А кто же охраняет город?
– Да наши присяжные, черт подери! И несколько военачальников. Ушли не все. Мессир де Монсальви, например, здесь…
Но Катрин его больше не слушала. Уже почти месяц, что она находилась здесь, заточенная в тюрьму, она думала только об одном: спастись, любыми путями выйти на свободу. К сожалению, эта мечта была почти неосуществима в таком хорошо охраняемом городе. И то, что большинство военачальников покинули город, было доброй новостью. Возможно, до их возвращения будет легче убежать. Питуль продолжал говорить, а она начала улыбаться. Одна мысль пришла ей в голову…
Почти каждый вечер он заходил к ней поболтать, потому что она умела слушать и ему льстило, что он может поговорить с такой знатной заключенной. В такие моменты добрый Питуль, как, впрочем, и всегда, ничуть не остерегался этой белокурой дамы, такой печальной и доброй. И Катрин подумывала оглушить Питуля табуретом, взять его одежду и скрыться под покровом ночи. Но ей нужно было побольше узнать об обычаях и привычках жителей этого города. Она решила поболтать с тюремщиком. Потом, когда план окончательно созреет, она осуществит задуманное. Главное было выйти отсюда до прихода Девы. Ни за что за свете Катрин не хотела быть судимой этой Девой.
Получить нужные сведения было детской игрой. Питуль был так счастлив при мысли, что скоро вдоволь наестся, что его не надо было просить говорить. Он говорил без остановки. Катрин узнала точное время обхода, имена стражей у ворот, военные обычаи и даже пароль. Она решила, что попытается бежать в четверг, и впервые с тех пор, как она находилась в тюрьме, она крепко уснула.
Весь день в четверг она нервничала. Артиллерийская перестрелка была сильней, чем в другие дни. Англичане, как и жители Орлеана, знали о приближении той, кого они называли Ведьмой. Грохот от залпов пищалей и кулеврин не смолкал, но Катрин лишь радовалась ему. Этот грохот, если он продлится и после захода солнца, поможет ей… Она смотрела, как наступал вечер, со смешанным чувством надежды, тревоги и нетерпения. Приближалось время прихода Питуля.
Наконец в коридоре послышался шум шагов, и сердце пленницы забилось сильнее. Время пришло… Она уже протянула руку к тяжелой дубовой скамейке. Дверь открылась, появился Питуль и тут же удалился, держа в руке свой колпак. Катрин отдернула руку. В камеру вошел присяжный Люилье в сопровождении двух солдат. В руках у него был свиток пергамента. Его красное одеяние светилось в камере каким-то зловещим светом. Катрин инстинктивно встала, глядя в ледяное лицо пришедшего.
Он лишь взглянул на нее и, развернув свиток, начал громко читать:
