резкие, тяжелые запахи, казалось, выделяла ядовитая хозяйка. Нервные пальцы Катрин ощупывали под тканью одежды твердые формы кинжала, ласкали контуры резного ястреба на рукоятке, как бы прося у него поддержки. Твердая рука Арно так часто сжимала эту рукоятку, что должна была оставить на ней немного своей силы.
Мысль о супруге наполняла глаза горячими и тяжелыми слезами… Что осталось от этого сильного тела, от этого красивого лица? Какие опустошения принесла им проказа? Дрожь пробежала по телу при воспоминании о прокаженных, которых она уже встречала на своем пути: отвратительные, серые руины плоти, не имевшие больше ничего человеческого. Время от времени они приходили на могилы святых молиться о невозможном излечении… Но нужно было ждать, снова ждать! Уставшая Катрин обхватила голову руками, пытаясь стереть скорбные видения, расслаблявшие ее волю. Перед глазами предстала другая фигура – светловолосого мужчины, голубые глаза которого смотрели на нее с такой нежностью, юноши, на чьей руке был повязан черный с серебром шарф. Он был красивым, уверенным и нежным. И все же Катрин оттолкнула видение, словно Пьер де Брезе пытался силой овладеть ее серцем и изгнать оттуда образ Арно.
Возвратившаяся госпожа де Ла Тремуй вырвала ее из мира грез. Графиня пристально посмотрела на сидевшую женщину, потом улыбнулась, но в этой улыбке Катрин распознала жестокость и приготовилась к обороне.
– Пойдем, ты будешь удовлетворена.
Как и в прошлую ночь, они вышли одна за другой, но на этот раз направились в другое место. Они вышли во двор, пересекли его, обогнули главную башню и приблизились к тюремной башне. По дороге Катрин увидела Тристана Эрмита в группе конюхов, игравших в шашки на большом камне. Он отвернулся, завидя ее, а потом проследил за ней глазами. Его взгляд, как обычно, был безразличен и неподвижен, но молодая женщина поняла: он спрашивал, что она собиралась делать в подобной компании.
Низкая дверь под обшарпанной аркой, куда входили согнувшись, находилась в основании башни. Переступив через порог, Катрин почувствовала, как холодом охватило плечи. Солнце и тепло не проникали в этот мир страданий. В глубине низкой комнаты несколько стражников играли в карты при свете дымящегося светильника. Низкая дверь вела из нее в подвал…
Графиня резко щелкнула пальцами, и один из стражников, взяв факел, зажег его от светильника и стал спускаться по лестнице впереди женщин. На все эти детали Катрин не обращала никакого внимания. Страшный шум бил ее по ушам, холодил кровь в жилах. Это было эхо человеческих стонов, которые, как ни странно, становились более отчетливыми, но менее громкими по мере того, как они спускались вниз. Когда женщины достигли первой площадки, стоны превратились в хрипение. Катрин, затаив дыхание, с ужасом смотрела на дверь, выходящую на площадку. Сделанная из кованого железа и снабженная огромными задвижками, она испускала зловещий красноватый свет, выбивавшийся сквозь зарешеченное окошко. Именно оттуда неслись стоны и регулярные удары, ритм которых совпадал с хрипами.
Солдат с факелом молча отворил дверь. Катрин не смогла удержаться от крика. Перед ней два мучителя, одетые в кожу, с бритыми и потными от усилий головами, сменяя друг друга, били плетьми человека, привязанного за запястья рук к капители колонны… Катрин не сразу заметила Ла Тремуя, сидевшего в огромном кресле и смотревшего, подперев свой тройной подбородок руками, на обессиленную жертву. Обмякшие ноги жертвы больше не выдерживали тяжести тела, и оно висело на привязанных руках. Голова, покрытая длинными черными волосами, беспомощно болталась, спина превратилась в ужасное месиво, по которому били с отвратительным звуком плети. Пол был залит кровью…
Раздавленная ужасом, Катрин отступила к стене, но и там не избежала брызг крови, попавших ей на лицо. Катрин хотела посмотреть в глаза графине, но госпожа Ла Тремуй не смотрела на нее. Ее трепещущие ноздри, вытаращенные глаза явно свидетельствовали о наслаждении, а к горлу Катрин подступала тошнота. Человек больше не стонал. Палачи перестали бить, и, прежде чем один из них грубым движением отбросил волосы с лица своей жертвы, молодая женщина узнала Феро…
Неожиданная картина всплыла у нее перед глазами. На месте цыгана она увидела Арно, также привязанного к колонне, стонущего и обливающегося кровью под плетьми палача. Рядом с ним стояла эта гнусная женщина и облизывала губы тонким языком. Этому наказанию Арно подвергся в подвалах Сюлли и был спасен Сентрайлем…
Видение было таким реальным, что новая волна ненависти поднялась в душе Катрин. Ослепленная яростью и не в силах больше сдерживать себя, она стала искать в корсаже кинжал Арно. Ее дрожащая рука натолкнулась на флакон с зельем и остановилась. В этот момент мрачный голос одного из палачей объявил:
– Человек мертв, монсеньор.
Ла Тремуй устало вздохнул и с большим трудом выволок свое тучное тело из кресла.
– Он оказался слабее, чем я предполагал. Бросьте его в реку.
– Нет, не надо, – вмешалась его жена, – я обещала этой девке, что его вернут цыганам. Пусть отдадут ей тело… а потом выгонят!
Ее бегающий взгляд обнаружил Катрин, прислонившуюся спиной к стене, бледную и крепко сжавшую челюсти.
– Вот видишь, – сказала дама с опасной нежностью, – я делаю все, что ты хочешь.
Темные глаза Катрин повернулись к ней и встретили наглый, оскорбительный взгляд. Увидев на лице молодой женщины ненависть и презрение, графиня сделала шаг назад. Рука Катрин, по-прежнему сжимающая глиняный флакон, медленно поднялась. Пальцы надавили на него с неожиданной силой, вызванной гневом, и хрупкий сосуд треснул в ее руке. Резким движением она бросила осколки в лицо своего врага.
– А я отдаю тебе то, что обещала, – сказала она спокойно.
Бледное лицо графини передернулось от ярости. Один из осколков слегка порезал ей губу. Кровоточащий рот сделал ее похожей на вампира. Показывая на Катрин пальцем и дрожа от злости, она кричала:
– Возьмите ее, посадите на цепь вместо ее приятеля и бейте, бейте, пока она не сдохнет!
Катрин поняла, что пропала, что одно мгновение слепой ярости все испортило; не будет обещанного отмщения, рухнули планы королевы Иоланды. Она поняла, что не выйдет отсюда живой, но, странное дело, она не испытывала сожаления о том, что сделала.
За страдания Арно, за то, что ожидало ее, ей приходилось удовлетвориться этой маленькой струйкой крови и гневом графини, но, по крайней мере, молодой граф Мена не рискует больше очутиться даже на одну ночь в объятиях этого отвратительного создания.
Двое палачей уже держали Катрин за руки, когда камергер, направившийся к выходу, остановился перед мнимой цыганкой, осмелившейся ударить его жену. С любопытством, не лишенным удовольствия, он следил за их схваткой и даже наклонился, чтобы помочить свой палец в лужице жидкости на полу, и понюхал ее… Теперь он решил вмешаться:
– Минуточку, пожалуйста. Эта женщина была передана мне, и я полагаю, что сам и буду ею распоряжаться… Помните, моя дорогая? Я ведь дал вам ее на время.
Катрин едва сдержалась от вздоха облегчения, но дама обратила свой гнев против супруга и, сжав кулаки, пошла на него.
– Эта грязная египтянка унизила и ударила меня, это ничтожество… И вы не хотите наказать ее?
– Я это сделаю в положенное время. А сейчас мы бросим ее за решетку. Я хотел бы прояснить некоторые вещи.
– Какие, например?
– Например… узнать, что было в этом флаконе, судьба которого так опечалила вас.
– Это вас не касается!
– Тем более это интересно. Эй, вы, посадите эту женщину за решетку. И запомните, никто не должен дотрагиваться до нее без моего приказа. Вы отвечаете за ее жизнь.
– Ах, какие предосторожности, – присвистнула с ненавистью графиня, – да простит меня Бог, эта девка вам крайне дорога!
– Богу нет дела до вас, моя дорогая, как и вам до него. Не хотела ли она вас уничтожить? Должны быть очень серьезные основания, чтобы объяснить ее ненависть к вам. Я вас слишком люблю, чтобы не выяснить
