желает, невозможно управлять.
– Что же тут сомнительного? – возразил я. – Ничего. Вы же разбирали ботов на уроках механики? Разбирали. Молекулярными скальпелями у них в башке ковыряли. Лужайки перед домом они стригут? Стригут. И вообще везде работают. Что же тут страшного? А победителю – Лунная Карта!
– Оставь себе свою карточку!
Это Потягин произнес с наивозможным презрением. И надрывом. Бедный, он так мечтает получить эту Карту! Участвовать в Большом Споре – это так захватывающе! Это так приподнимает!
– Фазендейро, – с еще большим презрением процедила Октябрина. – Ботовладелец!
– Антошка, Антошка, пойдем копать картошку… – ядовито пробормотал Ахлюстин.
– Я так и знал, – вздохнул я. – Я так и знал, что вы откажетесь. Увы, мы не нашли взаимопонимания.
– Конечно, откажемся! – с негодованием произнес Потягин. – Какой нормальный человек согласится участвовать в рабовладельческом эксперименте!
– Да он просто псих! – Октябрина постучала себя по лбу кулаком. – Его надо дефорсировать!
Старинный жест, сейчас такими никто не пользуется, вполне может быть семейный. Потом спрошу.
– Я сейчас же вызываю вихрелет. – Урбанайтес полез в карман своих шорт.
– Успеешь вихрелет, погоди минутку…
Урбанайтес достал трансмиттер, задумчиво повертел в пальцах.
– Я, между прочим, готовился, – кивнул я в сторону леса. – Оборудование привез, сахарный тростник высадил, людей обеспокоил… Да тут одной подготовки сколько было! Одних ботов…
– Зря старался, – высокомерно покривился Потягин. – Впрочем, можешь вызвать сюда своих единомышленников. Устройте здесь какую-нибудь грандиозную чушь, восстание под предводительством Спартака, что ли, жакерию там…
Ахлюстин и Октябрина рассмеялись. Но я был спокоен. Я знал, что победа в конце концов будет за мной.
Как всегда.
– Восстание Спартака? – переспросил я. – Интересная идея, я сообщу Магистру. А пока давайте разберемся с нашими насущными зловещестями. Я хочу на всякий случай спросить – вы действительно отказываетесь?
– Действительно, – подтвердил Потягин. – Фома, вызывай вихрелет.
Я с наслаждением вдохнул воздух, свежий, по-настоящему морской, пахнущий гниющими водорослями, солью, рыбой. День был хорош. День был прекрасен. Я сказал:
– Тогда вы проиграли.
– Что?! – Октябрина уставила руки в боки, видимо, она никогда в жизни не проигрывала, серьезная девушка.
– Вы проиграли, – повторил я, – и как честные люди должны это признать.
– С чего это вдруг?! – Октябрина шагнула ко мне.
– Ахлюстин, ты, кажется, боксер? – спросил я.
– Боксер, – Ахлюстин потер кулаки. – И что? Хочешь спросить, зачем боксерам нужна голова? Не советую.
– Зачем боксерам нужна голова, и так все знают. Я о другом тебя спросить хотел. Вот если боксер не является на поединок или отказывается от поединка, то что происходит?
– Поражение ему засчитывают, – ответил Ахлюстин. – Дисквалификация. Но только…
– А вы, насколько я понимаю, отказываетесь от поединка?
Я поднял стакан с миксом. Сок выпил, лед разгрыз. Как можно более агрессивно, чтобы осколки в разные стороны полетели.
– Вы отказываетесь, и как люди благородные… – я поглядел на Потягина. – Мужественные, – повернулся к Ахлюстину. – Беспристрастные, – я кивнул Урбанайтесу. – И в высшей степени справедливые…
С этими словами я оборотился уже к Октябрине.
– И как такие люди вы должны признать, что проиграли.
– Это все демагогия! – принялась возражать Октябрина. – Он нас провоцирует…
– Проиграли, – констатировал я. – Да-да, проиграли, даже не вступив в сражение. Я ведь прав, Урбанайтес?
Я специально обратился к Урбанайтесу. Он и Потягин – вечные соперники. Конечно же, Потягин считает, что они не проиграли, амбиции не позволяют. Боксер Ахлюстин со мной уже фактически согласился, Октябрина будет за Потягина, но половина на половину – это уже победа.
– С чего это мы проиграли?! – напыжился Потягин. – Совсем не проиграли…
– Проиграли, – признал Урбанайтес. – Ярик, Жуткин дело говорит.
– А я не согласна!
Я в этом и не сомневался. Эта Октябрина всегда будет не согласна. И за это поплатится. Непременно поплатится.
– Мы проиграли, – вздохнул Ахлюстин.
Легко. Наверное, у него на ближайший месяц другие планы имелись. А тут я. А тут Лунная Карта.
– Ты прав, как Стрыгин-Гималайский, – я похлопал Ахлюстина по плечу. – А значит, вы должны выполнить мои условия…
– Я тоже не согласен! – Потягин продолжал сопротивляться. – Мы тут не боксом занимаемся, у нас все по-другому…
Я уронил бокал, Андрэ ловко поймал его в сантиметре от песка, все равно не разбился бы.
– Спасибо, Андрэ, – похвалил я бота. – Вы не согласны с тем, что проиграли. С тем, что вас ввели в заблуждение, с тем, что вы трусы…
– Мы не трусы, – возразил Урбанайтес. – Просто никто не ожидал, что эксперимент окажется таким…
– Так или иначе, – я зевнул, – условие было такое – если вы проигрываете, то переименовываете свой дискуссионный курятник… пардон, дискуссионный клуб. В противном случае я постараюсь донести до как можно большего количества людей весть о том, что члены клуба «Батискаф», то бишь Потягин, Ахлюстин, Урбанайтес и Иволга, – подлые вероломные трусы, болтуны, предатели, шкуры и вообще недостойные личности. И уж поверьте, у меня это получится.
Они переглянулись, все эти недостойные личности. И вот когда они переглянулись, я понял, что победил.
Они сомневались.
Сомнения – главный враг любого предприятия. Из-за сомнений обрушивались мировые империи, проигрывались битвы и исковеркивались судьбы.
Я почуял сомнения и нанес решительный удар.
– Вот и отлично, – сказал я. – Вот и славно. Вы ведете себя как взрослые, ответственные люди. Поэтому поступим проще. Завтра… хотя нет, послезавтра я привезу в ваш клуб новую вывеску, думаю, вам понравится…
Октябрина прикусила губу.
– Отныне ваш клуб будет называться по-другому. «Дубрава». Это адекватно. Этим вы компенсируете мои затраты, психические и экономические…
– Ни за что! – заявили они.
В один голос. Нет, они сказали каждый свое, но вместе получилось именно так:
– Ни за что!
Но я уже повернулся к ним спиной, уже направился к тропинке, бот Андрэ шагал справа и организовывал мне тень, бот Андрэ шагал слева и освежал меня опахалом.
– Такие эксперименты запрещены! – крикнул вслед мне Потягин. – Ты как реконструктор должен знать! Это серьезное нарушение!
– Верно, – согласился я, не оборачиваясь. – Запрещены. Социальные, психологические, медицинские эксперименты, в которых жизнь человека или его психическое здоровье подвергается опасности.