людишек расшиблись насмерть. Вот он каков, путь из варяг в греки.
— Не зря сказано предками: «Варяжский путь — о покое забудь», — молвил как бы про себя чернобородый удалец Семиус, управляясь с парусом.
— Ну, теперь все страхи позади, — оживился Янь. — Глядишь и в Царьграде вскоре окажемся. А правда ли, будто там стены крепостные — вышиною до небес, и одолеть Царьград никому не под силу?
Кормщик Малюта взглянул на отрока с хитрецою:
— Волков бояться — в лес не ходить. Эх, молодо-зелено! Кому-то и не под силу, а вот князь Олег Вещий многажды Царьград боем брал, и щит свой прибил на вратах оного града.
— Когда боем, а когда и хитростью, — подсказал удалец Семиус. — Однажды приплыл Олег к Царьграду с двумя тысячами ладей — а греки цепями пролив перекрыли. Тогда повелел князь поставить ладьи на колеса да поднять паруса — и посуху подступили к стенам. Греки тут же сдались на милость победителей.
— Ура! Скоро будем в Царьграде! Завалим все наши базары тамошним добром! — торжествовал отрок Янь, но Семиус его осадил:
— Не хвались перьями, жар-птицу не изловивши. Слыхал присловицу: «Кто в море не бывал, тот горя не видал». Как-то нас встретит царь морской, хозяин Понта Эвксинского, а по-нашему, Черного моря? Надо ему жертву принести.
— Да и Днепру, коего греки Борисфеном нарекли, — тоже петушка пожертвуем. Исполать ему, Славутичу сребробородому, не загубил на порогах. — Малюта переложил руль влево. — Видишь, Янь, остров Хортица показался? Там у священного дуба и вознесем хвалу нашим богам. Говорят, на ветвях сего древа обитает вещая птицедева. Но видеть ее и слышать дано небесами лишь тому, кому суждена долгая жизнь.
…Вокруг священного дуба Малюта, Янь и Синеус воткнули в землю стрелы — от нечистой силы. Кормщик поднял к солнцу черного петуха и провозвестил:
— Тебя восславляем, верховный владыка Понта Эвксинского, а по-нашему — Черного моря!
— Тебя восславляем, Днепр Славутич, батюшко! — подхватил удалец Синеус. И сияли вокруг вольные волны днепровские. И сидела на ветвях священного дуба вещая птицедева, пела божественную песнь.
Но видел и слышал ее только отрок Янь.
Жертвоприношение в глубокой древности было главным религиозным обрядом.
До сих пор, оставляя на могилках в родительский день остатки нашей трапезы, мы следуем древнему обычаю — чествуем предков бескровной жертвой. Колядки на Рождество, Новый год и в Крещение — тоже воспоминания о прежних языческих жертвоприношениях.
ЖИВАЯ И МЕРТВАЯ ВОДА
Спасительная влага
Жил на свете царь, и было у него три сына. Да вот беда: стал он к старости слепнуть. И послал сыновей за целебной живой водою. Разъехались они в разные стороны.
Долго ли, коротко — оказался младший сын, Иван-царевич, у двух гор высоких, стоят те горы вместе, вплотную одна к другой прилегли; только раз в сутки они ненадолго расходятся, но вскоре опять сходятся. А промеж тех гор бьет из земли вода живая и мертвая.
Ждал-пождал царевич у гор толкучих, когда они расходиться станут. Вот зашумела буря, ударил гром — и раздвинулись горы. Царевич стрелой меж них пролетел, почерпнул две скляницы воды — и вмиг назад повернул. Сам-то богатырь успел проскочить, а у коня задние ноги помяло, на мелкие части раздробило. Взбрызнул он своего добра коня мертвой и живой водой — и встал тот ни в чем невредим.
На возвратном пути повстречал царевич своих братьев и поведал им о горах толкучих, об источниках живой и мертвой воды. А ночью братья убили его сонного — да и поехали с заветными скляницами в свое царство.
Лежит Иван-царевич бездыханный — рядом уж воронье кружится. Но верный его конь, который добро получше иных людей помнил, пошел за помощью и встретился с вещей девой, которая жила на опушке леса. Она понимала речь зверей и птиц. Привел ее конь к мертвому хозяину. Поставила дева силки, и попался туда вороненок. Тут взмолились ворон с воронихою:
— Не губи нашего дитятю, за то мы воды тебе мертвой и живой принесем.
Полетели птицы вдогон братьям-злодеям и ночью, когда те уснули, забрали обе скляницы. Окропила дева вещая Ивана-царевича сперва мертвой водою, потом живой — и встал богатырь ни в чем невредим.
А братья проснулись поутру, заметили пропажу — и решились возвращаться к толкучим горам, самим воду добывать. Вот зашумела буря, ударил гром — раздвинулись горы. Братья стрелой пролетели между них, зачерпнули воды, назад было повернули, да замешкались: никак один другого вперед пропустить не хотел, каждый норовил первым быть! Горы успели сомкнуться и погубили братьев.
А Иван-царевич с вещей девою приехал в свое царство и вернул зрение государю. На деве он вскоре женился. Стали они жить-поживать да добра наживать.
В глубокой древности возник миф, общий для всех индоевропейских народов, о живой воде: она исцеляет раны, исцеляет тело крепостью, заставляет срастаться рубленые раны и даже возвращает саму жизнь. Ее также называют богатырской водою.
Мертвую воду называют еще «целющей», она сращивает части тела, разрубленного на куски, но оставляет его бездыханным, мертвым. Остальное довершает вода живая — возвращает жизнь, наделяет силой богатырской.
ЗАГАДОЧНЫЕ ЯВЛЕНИЯ
Всевед
Жаркою порою, в начале месяца зарева, пропал во граде Славенске сын самого воеводы, отрок Всеволод. Пошел со други в лес по ягоды, но к вечеру разразилась гроза, какой и старики не припомнят, и бушевала она люто и долго. К пополуночи вернулись ребятишки, но без Всеволода — запропастился он невесть где.
Минуло почти три года. И вот за неделю до Купалы явлено было граду Славенску видение. В полночь вдруг осветился весь окоем, а над ним возникло подобие четырех храмов, златом и каменьями самоцветными отделанных. Весь Славенск созерцал чудо великое.
Тем временем одна из храмин приблизилась ко граду.
— Батюшка! Матушка! Я прилетел! — послышался в небе голос Всеволода.
Из храмины подобием змия выползла извилистая, прозрачная, сияющая зеленоватым светом труба и поползла в небесах ко граду Славенску. Когда же змий приблизился, в его пасти все узрели Всеволода.
