— Да старик седобородый с клюкою. На голове корона, вокруг нее двенадцать глаз огненных: ничто от них не скроется.
— Что ж мужики-то ваши деревенские за добро свое не вступились?
— Поди вступись, — свояк отвечает. — Лучами из глаз своих Ховала так ослепит — потом три дня будешь незрячим ходить, молочком козьим глаза протирать. Нет управы на Ховалу, нет. Хоромы его за Волчьей падью, на Стожар-горе. Туда ни пройти, ни проехать. Днем птицы с железными клювами заклевывают неосторожного путника до смерти, ночью волки рыщут, добычу себе кровавую ищут.
— Нам, стрельцам, бояться грех. Ладно, утро вечера мудренее. А к утру приготовь мне, свояк, три дюжины факелов смоляных, да шкуру толстую бычью в чане размочи, да латы железные со шлемом стальным кузнец пусть выкует.
Утром облачился в доспехи стрелец, коня вместо попоны шкурою покрыл.
…Вот подъезжает уже на закате дня к Волчьей пади. А в небесах-то темным-темно от страшных птиц, каких стрелец и видом не видывал. Кричат они, клюют чужаков носами железными, а поделать с ними ничего не могут: конь бычачьей кожей защищен, а на латах и шлеме стрельца клювы ломаются.
Ночь настала. Волки вышли на охоту, глазами люто во тьме сверкают. Поджег стрелец огнивом факел — звери-то и отпрянули: боятся огня, как черт ладана.
Утром добрались до Стожар-горы, тут, у своих хором, встречает их сам Ховала.
— Отдай добро, кое в позавчерашнюю ночь награбил, — говорит стрелец, с коня не сходя. — По- хорошему отдай. Не то саблей порублю, конем потопчу.
Усмехнулся старик, заиграли, зажмурились двенадцать глаз вокруг его короны — и помутился в глазах стрелецких белый свет. А конь рухнул как подкошенный.
Очнулся стрелец в горнице. Поднялся, выглянул в окно — батюшки-светы, на дворе уж осень, листья желтеют. Тут входит в горницу Ховала и говорит с улыбкою:
— Теперь ты понял, гость непрошеныый, каково хозяину честь не оказывать?
— Прости, старче, за горячность. Больно уж людишек жалко мне стало!
— Кого ты жалеешь, лихой молодец, жизнью своей понапрасну рискуя? Нерадивых, да нерачительных, да неосмотрительных, да непамятливых, да нехозяйственных. У хорошего-то хозяина все под присмотром, все под замком. А плохо лежащее — моя добыча. Вот я ее и ховаю, прячу. Так предначертано небесами. Ладно, повинную голову меч не сечет, — сказал Ховала мирно. — Верну пожитки деревенские тебе, храброму стрельцу — лихому молодцу.
Вернулся стрелец в деревню с целым обозом разного добра. А деревенские уж и не чаяли увидеть его живым!
ХОРС
Почему волки на луну воют
Однажды отец свет-небо Сварог собрал всех богов и провозгласил:
— Приносят мне жалобы Святобор, бог лесов, и его жена Зевана, богиня охоты. Оказывается, с недавних лет, когда вольным вожаком стал рыжий волчище Чубарс, его подчиненные вышли из повиновения богам. Волки губят зверей безмерно и понапрасну, режут скот безоглядно, всем скопом стали кидаться на людей. Тем самым нарушается извечный закон равновесия диких сил. Не сумев справиться со смутьянами, Святобор и Зевана взывают ко мне, Сварогу. О боги и богини, напомните, кто из вас может преобращаться в волка?
Тут вперед выступил Хорс — бог лунного света.
— О отец наш Сварог, — молвил Хорс, — я могу обращаться в Белого Волка.
— Раз так, предуказую тебе еще до наступления полуночи навести божественный порядок среди волков. Прощай же!
…Рыжего волчищу Чубарса в окружении множества свирепых собратьев Хорс застал во время пиршества на поляне, залитой лунным светом. Волки пожирали убиенных животных.
Представ перед Чубарсом, Белый Волк сказал:
— От имени бога богов Сварога спрашиваю тебя, вожак: зачем губишь зверье понапрасну и безмерно? На какую потребу режешь скот безоглядно? Для каких надобностей нападаешь даже на людей?
— Затем, что мы, волки и волчицы, должны стать царями природы и установить повсеместно свои нравы, — прорычал Чубарс, разъедая жирный кусище оленины. — А всех, кто посмеет встать на нашем пути, мы будем грызть. Вечно грызть, грызть, грызть!
И тогда Белый Волк вновь преобразился в бога лунного света. Он сказал:
— Да будет так. Желание твое исполнится. Отныне ты будешь вечно грызть — но не живую плоть, а безжизненную Луну.
По мановению руки Хорса от Луны протянулась к земле узкая белая дорожка. Хорс легонечко ударил своим волшебным жезлом с восемью звездами рыжего волчищу Чубарса. Тот съежился, будто шелудивый пес, заскулил жалобно и ступил на лунную дорожку. Она стала укорачиваться, унося смутьяна в небесные выси.
Хорс тут же назначил волкам нового вожака — серого Путяту, и вскоре извечный порядок в лесах восторжествовал.
Но с той поры светлыми ночами волки иногда воют на луну. Они видят на ней изгнанного с земли рыжего волчищу Чубарса, вечно грызущего лунные камни и вечно воющего от тоски. И сами отвечают ему унылым воем, тоскуя по тем временам, когда держали в страхе весь мир.
Хорс — божество света, родственное Дажьбогу. Например, в «Слове о полку Игореве» о князе Всеславе сказано, что он ночью рыскал волком, пробегая из Киева до Тмутаракани прежде Хорса, то есть восхода светозарного Солнца.
Но если Дажьбог — воплощение солнечного сияния, то Хорс — владыка света белого, солнечного или лунного, независимого от источника, противостоящего хаосу, тьме, небытию. Хорс — это небесное око: всезнающее, всеведающее, всеблагое.
ЦАРИ и ЦАРИЦЫ
Сказка про богатыря Еруслана
В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь Картаус с царицею, и было у царя на службе двенадцать богатырей. У одного из них родился сын Еруслан.
Много земель объехал богатырь, много подвигов ратных свершил, но вот встретился ему в чистом поле калека-старик и говорит:
— Стой, Еруслан! Едешь ты на коне ретивом, а не знаешь: едва ты покинул нас, как подошел к нашей земле Царь Огненный Щит-Пламенное Копье с несметным воинством. Всю нашу рать перебил, матушку твою лютой смерти предал, а царю и его двенадцати богатырям глаза выколол, бросил всех в темницу.
