не пойми что и неизвестно зачем. Правда бывали и другие сны у Нистратова. В этих снах он летал. Летал словно птица, неподвластный законам притяжения, свободный и дерзкий. И так натурально ощущались эти полеты, что и просыпаться не хотелось вовсе.
Поднявшись, Елисей поплелся на кухню и, не почистив зубы, принялся пить кофе. Он решил, было заняться сегодня снова починкой злополучного бачка, но вдруг вспомнил, что у него под кроватью лежит таинственная темно синяя сумка.
Вытащив из-под кровати, переданную ему блондинкой Настей поклажу, Елисей размышлял про себя так:
— «А почему, собственно, я вообще должен это хранить, передавать кому-то и еще черт знает что делать, а сам права не имею узнать, что в этой сумке храниться? Может там наркотики или оружие химическое? — Елисей подошел к окну и украдкой, из-за шторы, осмотрел улицу, — Вот я идиот. Попался на дешевый трюк… „Вы, что же меня не помните?“ — бла-бла-бла… а я и уши развесил. Загребут и упакуют на всю жизнь, вот будет то фокус… Фокусники блин, Чародеи хреновы! Ангелы у них банки грабят, холодильники по воздуху кружат!» — Елисей не на шутку рассердился.
— Как там она сказала? Потом все поймете? Ну-ну, уже понял! — теперь он бормотал свои причитания уже вслух, расхаживая по квартире — Это все одна банда! — выдал резюме Елисей, хотя кого конкретно он имел в виду, он и сам не смог бы объяснить. Он снова подошел к сумке и посмотрел теперь на нее, так словно это был возникший вдруг ниоткуда труп неизвестного.
— Ну, во-первых, никто мне не запрещал в нее заглядывать, — Елисей автоматически загнул мизинец правой руки, — во-вторых я имею право знать, что храниться у меня под кроватью! — безымянный палец загнулся вслед мизинцем, — А в третьих…
Но договорить он не успел. В этот самый момент в комнате зазвонил телефон. Звонок от чего-то был невыносимо назойливым и звонким, и Елисей, хоть и не желал этого, трубку все же снял.
— Да, — раздраженно спросил он.
— Нистратов? — спросил вкрадчивый мужской голос.
— Да, — осторожно проговорил Елисей.
— Поймите меня правильно, — начал торопливо объяснять незнакомец в трубке, — я желаю вам только добра, но это может изменить всю вашу жизнь кардинально, и потом, вы же должны понимать какая это ответственность?
— Подождите вы о чем? Кто это? — удивленный Елисей пытался вспомнить, чей бы это мог быть голос, — Вы ошиблись, наверное? Я…
— Не будьте ребенком, — оборвали его, — И вообще бросьте прикидываться! Или вы и впрямь не помните ничего?.. — удивленно спросил голос, — Лично я всегда был на вашей стороне, но после всех этих событий здесь все как на ножах! Вы же отчужденец, так что выкиньте все это из головы и забудьте…
Но тут в динамике заскрежетало, послышалась какая-то возня и связь оборвалась. Елисей, нервно бросил трубку, постоял с минуту, обдумывая услышанное и ничего толком не надумав, отправился на кухню курить.
— Утренник в сумасшедшем доме, честное слово! — он закурил, — Нет, это все определенно связанно!
Елисей снова прошел в комнату, где лежала сумка блондинки. Вполне обыкновенная спортивная сумка, правда, без надписей и лейблов знаменитых спортивных марок. Молния сверху и боковой карман. Для начала он решил проверить, содержимое кармана. Что-то необъяснимое останавливало его залезть внутрь сумки сразу, и он начал с малого. Там был конверт. Елисей достал его и внимательно осмотрел. Обычный почтовый конверт с маркой, на которой был изображен разноцветный воздушный шар, парящий в облаках. Необычное заключалось в другом. На конверте имелся фабричный оттиск. Типографским шрифт гласил:
Елисей машинально посмотрел на часы и побледнел, было ровно 13:38, причем минутная стрелка встала на свою отметку именно в тот момент, когда Елисей на нее взглянул, месяц на дворе стоял июль, и насколько помнил Елисей, число тоже было указанно верно. Он, сухо сглотнул, судорожно вскрыл конверт и достал свернутый втрое листок. Нервный тик правого века снова дал о себе знать. Елисей торопливо потер глаз тыльной стороной пальца, развернул листок и прочитал:
Больше на листке ничего написано не было. Как во сне он отбросил немыслимую в своей глупости и в то же время убийственно загадочную инструкцию, сел на пол и расстегнул молнию.
В сумке находились два свертка — один большой, второй поменьше. Елисей распаковал тот, что был больше. Сначала он даже не понял что это, потрогав осторожно рукой белую мягкую поверхность, Елисей ощутил странное тепло. Он пригляделся. Это были два крыла, сантиметров семьдесят в длину, белоснежные, удивительно чистые, почти невесомые. Елисей взял одно и попытался его расправить. Легко и бесшумно крыло распахнулось и Елисея слегка обдало ветерком, и в дуновение это примешался совсем слабый, зыбкий запах, ни на что не похожий и в то же время удивительно знакомый. Так бывает иногда. Раз! И случайно пойманный, где-то ветром аромат еле коснется обоняния человека и он вдруг вспоминает или даже только силиться вспомнить свое, давно забытое потерянное ощущение чего-то важного, такого настоящего, значимого, такого необъяснимо знакомого, что кажется еще чуть-чуть и ты поймешь сразу все. Все что только может понять человек. Но память не возвращает в прошлое, и прозрения не возникает, а только отзывается гулкой тоской душа. И вдруг понимает человек, как изменился мир вокруг, как изменился он сам, как одинок он и ограничен, но длиться это, лишь доли секунд, слабая вспышка и уже через мгновение ни запаха, ни воспоминания нет, а есть только ощущение невосполнимой потери. Тоже произошло сейчас с Елисеем. Вспышка — воспоминание — пустота. Елисей аккуратно сложил крыло и положил перед собой. Почему-то он сразу понял, что это не крылья какой то птицы, или другого невиданного пернатого зверя.
— «Ангел — ограбивший банк», — первая четкая мысль появившаяся в его голове. Чем дольше Елисей смотрел на крылья, тем больше убеждался, что видит он их не в первый раз. Но где и когда приходилось ему созерцать это чудо, понять он не мог.
Он взял в руки второй сверток. Пакет был значительно тяжелее. Что-то твердое на ощупь. Почему-то Елисей представил себе кирпич, завернутый в плотную бумагу. Он решительно разорвал упаковку и вытащил черного цвета предмет, прямоугольной формы. Предмет был гладкий как стекло, и внешним видом никак не выдавал своего назначения, но на кирпич он действительно очень походил. Елисей повертел его в руках, поскреб ногтем, посмотрелся на свое идеально ровное отражение в черной зеркальной грани, и увидел там лицо унылое и растерянное как у проигравшего в лотерею неудачника.
Наскоро завернув крылья и непонятный предмет в упаковочную бумагу, Елисей сложил их обратно в сумку и задвинул ее под кровать. Он принялся ходить по квартире, с таким видом, будто только что по радио объявили о неминуемом конце света. Странное содержимое сумки разбудило в голове апокалипсические фантазии и трусливые подозрения, что он попал в жуткую историю, густо замешанную на религиозности и мистике. Елисей вспомнил телефонный звонок, предшествовавший его любопытству, и твердо уверился, что это вовсе не розыгрыш и не случайное совпадение. А еще он вспомнил хвост, всовывающийся из-за спины старика, изогнувшейся полусонной коброй.
— «Так ведь они знали! — вдруг с ужасом осознал Елисей, — Знали, что я вскрою сумку!».
Он побежал в комнату, увидел на полу конверт и схватил его. Зрачки его тряслись, как две вот-вот готовые сорваться сливы на ветру. Он увидел, что никакой надписи, касающейся его права открыть сумку, нет. На конверте не было вообще никакой надписи. Он был совершенно чист.
— Дела… — выдохнул он сипло.
Лицо его сделалось серым, как дорожный асфальт, на негнущихся ногах добрел он до кухни, вставил в
