Контролеру Карсону пришлось вспомнить собственные слова всего лишь месяц спустя, когда на финальном матче кубка футбольной ассоциации он схлопотал пивной бутылкой по голове. Удар был с нечеловеческой точностью нанесен рукой хулиганствующего робота-болельщика, члена многочисленной банды, которая под предводительством бородатого мужика с дикими глазами начала весьма по-человечески терроризировать стадионы по всей стране.
Cutting Down
Перевод с англ. © А. Жаворонкова, 2003.
Проснулся Брайн Херли от возни, которую подняла жена, встающая с постели. Чтобы не видеть ее обнаженного тела, он глаз не открывал, а лишь напряженно вслушивался. Вот зашлепали по полу босые ноги, затрещали электрические разряды. Сообразив, что жена снимает ночную рубашку, он непроизвольно плотнее сомкнул веки. Вот зашуршала ткань. Одевается. Брайн расслабился, и тотчас сквозь ресницы сияющими иголочками проникло утреннее солнце.
– Что будешь на завтрак, дорогой? – спросила его Джун Херли.
– Как обычно – чашку кофе и сигарету, – по-прежнему избегая смотреть на нее, ответил Брайн, а про себя добавил: «Сейчас скажет – маловато. Завтрак должен быть питательным».
Задержавшись в дверях спальни, жена послушно произнесла:
– Маловато. Завтрак должен быть питательным.
– В таком случае – чашку кофе и две сигареты.
– Все шутишь.
Она вышла, и Брайн услышал, как его супруга медленно, неуклюже переваливаясь, спускается по лестнице.
Вставать Брайн не спешил. Закинув руки за голову, он привычно размышлял, что же случилось с девушкой, на которой он женился всего лишь восемь лет назад. Как такое тоненькое подвижное создание стало безнадежной толстухой? Почему аккуратные остренькие груди расплылись выменем, а мальчишеские ягодицы и бедра превратились в мешки жира, на которых даже от легкого шлепка остаются обширные, не проходящие неделями синяки. Правда, за ставшими чужими чертами Брайну изредка удавалось разглядеть прежнюю Джун, но в последнее время такое, к сожалению, случалось все реже и реже.
Временами ему казалось, что бесповоротно изменилось не только тело любимой, но и ее разум, и в результате она превратилась в совершенно иного человека. Такое объяснение вызывало отвращение и даже приводило в ярость, но в самом деле: та, знакомая ему, хрупкая, тоненькая Джун непременно бы бежала из жирной тюрьмы плоти, а эта чужачка, с которой он в последние годы делил кров, была ее полной противоположностью. Ведь не могла же, не могла прежняя Джун быть столь снисходительной к топившим ее волнам бледной плоти, не стала бы так беспечно потворствовать тирании собственного обезумевшего желудка. Нет, всему виной толстуха, что возится сейчас на кухне с завтраком. К примеру, последний ее самообман – диета, согласно которой из рациона полностью исключаются углеводы, а жиров и белков, наоборот, можно лопать сколько душе угодно.
Помогла ли такая диета хоть кому-нибудь, Брайн не знал, но мог поспорить, что Джун от нее проку не будет. Ведь жена использует диету не для того, чтобы похудеть, а лишь для оправдания трех, а то и четырех обильных трапез у него на глазах и безудержного поглощения сладостей в его отсутствие.
Запах жарящегося окорока из кухни сообщил Брайну о том, что жена по-прежнему придерживается новой формы самообмана. Он встал, бесшумно ступая босыми ногами, спустился по лестнице и резко распахнул дверь кухни. Джун, склонившись над открытым мусорным ведром, пожирала из пластикового стаканчика шоколадное мороженое. Увидев мужа, она испуганно вскрикнула, бросила стаканчик в ведро, отпустила педаль и едва слышно прошептала:
– Там оставалось на самом донышке, и я только…
– Не кори себя, дорогая. Преступления ты не совершила. Да и что за жизнь без удовольствия от еды?
– А я боялась, что ты… – Во взгляде жены хоть и не было полного доверия, но все же читалось явное облегчение. – Что ты ненавидишь меня за то, какая я.
– Чепуха!
Брайн обнял и привлек к себе жену, привычно поборов страх перед ее расплывшейся плотью и неприязнь к нелепым и безвкусным тряпкам на ней.
Самому Брайну недавно стукнуло тридцать, и был он высоким, стройным, подтянутым малым с рельефной мускулатурой под тугой эластичной кожей, как на рисунках Леонардо. Страшась стать таким же жирным и безобразным, как Джун, он неукоснительно соблюдал строжайшую диету, нередко ел всего раз в день и трижды в неделю усердно занимался атлетикой.
Сочтя, что вытерпел контакт с телом жены достаточно долго, Брайн отстранил ее от себя и сказал:
– Дай знать, как только кофе будет готов. Мне через тридцать минут выходить.
– У тебя же сегодня выходной, – удивилась Джун.
– Ничего не поделаешь, выходным придется пожертвовать. Сегодня беру интервью у Хеймиша Коркорана.
– А почему не в рабочий день?
– После ухода из госпиталя Коркоран живет затворником, и мне повезло, что он вообще согласился на встречу со мной.
– Бедняжка этот Коркоран! – посочувствовала Джун. – Говорят, несчастный случай с женой свел его с ума.
Брайн интересовался лишь одним примечательным аспектом работы известного биохимика, а отнюдь не его личной жизнью, поэтому он, слегка пожав плечами, бросил:
– Всякое болтают.
– Сухарь ты бесчувственный! – неожиданно взвилась Джун. – Подозреваю, что, придя однажды домой и обнаружив располосованное каким-нибудь маньяком мое остывающее тело, ты вот так же равнодушно пожмешь плечами и отправишься на поиски новой женщины!
– Не раньше, чем похороню тебя, дорогая. – Увидев ужас на лице жены, Брайн расхохотался. – Не мели ерунды, глупышка. Тебя я ни на кого не променяю. Женился я раз и на всю жизнь.
Джун, тяжело вздохнув, пробормотала:
– Хотелось бы верить.
Брайн, с наслаждением подточив на ремне опасную бритву, чисто выбрился, не спеша выпил чашку крепкого черного кофе без сахара и направился к двери. Джун по-прежнему сидела на кухне, и складки ее бедер свешивались со стула.
«Поглощенных ею за завтраком калорий с лихвой хватит на весь день, но выходить из-за стола она, судя по всему, не намеревается, – пронеслось в голове Брайна. – Все же не стоит на нее сердиться. Особенно сегодня…»
Торопясь на утренний поезд, милю до вокзала Олдесли Брайн преодолел быстрым пружинистым шагом.
Хеймиш Коркоран, пока работал в госпитале, жил в Олдесли, но, уволившись, перебрался в пригород Ридинга – небольшого городка милях в шестидесяти от Лондона. Поездка туда обещала быть утомительной, но встреча с Коркораном, по мнению Брайна, с лихвой окупит дорожную скуку. Постоянно Брайн работал редактором в «Олдест пост» и лишь изредка в свободное время строчил статьи. Свой досуг он чрезвычайно ценил и даже в поисках журналистского материала поездок далее чем на несколько миль обычно не совершал, но сегодня случай был особый.
Сойдя с поезда в Ридинге, Брайн, как и опасался, довольно долго ждал автобуса, затем с полчаса терпел духоту пропахшего бензином и дорожной пылью салона и лишь к полудню оказался на чистой, ухоженной улице, где жил Коркоран. Вдоль дороги росли высокие буки, за ними тянулись аккуратно подстриженные залитые солнцем лужайки, а дальше – особнячки. Выстроенный в классическом стиле
