говорит:
- Полагаю, мы тоже попрощаемся здесь.
- Какиенибудь последние слова наставлений? - спрашивает Пит.
- Останьтесь живыми, - говорит Хеймитч грубо. Наша старая шутка. Он быстро обнимает каждого из нас, и я могу сказать, что это все, что он способен выдержать. - Идите спать. Вы нуждаетесь в отдыхе.
Я знаю, что должна сказать Хеймитчу целую охапку слов, но я не могу придумать ничего, что он еще не знает на самом деле, и мое горло так напряжено, что я сомневаюсь, что смогла бы выдавить хоть чтото. Так что, я снова позволяю Питу говорить за нас обоих.
- Береги себя, Хеймитч, - произносит он.
Мы пересекаем комнату, но в дверном проеме голос Хеймитча останавливает нас.
- Китнисс, когда будешь на арене, - начинает он. Затем делает паузу. Он хмурится таким образом, который всегда заставляет меня чувствовать, будто я разочаровала его.
- Что? - спрашиваю я, защищаясь.
- Просто помни, кто там враг, - говорит Хеймитч мне. - Это все. Теперь уходите. Убирайтесь отсюда.
Мы идем по коридору. Пит хочет зайти в свою комнату, чтобы избавиться от косметики и вернуться ко мне через несколько минут, но я не позволяю ему. Я уверена, что если дверь закроется между нами, она запрется, и я должна буду провести ночь без него. К тому же, в моей комнате есть душ. Я отказываюсь отпустить его руку.
Мы спим? Не знаю. Всю ночь мы держим друг друга в объятиях, находясь гдето между сном и явью. Не разговаривая. Оба боимся потревожить другого, в надежде сохранить несколько минут отдыха для него.
Цинна и Порция прибывают на рассвете. И я знаю, что Питу нужно уйти. Трибуты выходят на арену поодиночке. Он дарит мне легкий поцелуй.
- Скоро увидимся, - говорит он.
- Скоро увидимся, - отвечаю я.
Цинна, который поможет мне одеться для Игр, сопровождает меня на крышу. Я собираюсь встать на лестницу планолета, когда вспоминаю.
- Я не попрощалась с Порцией.
- Я передам ей, - говорит Цинна.
Электрический ток заставляет меня застыть, пока врач вводит в мое левое предплечье следящее устройство. Теперь они всегда смогут узнать, где я нахожусь на арене. Планолет взлетает, и я смотрю в окна, пока они не темнеют. Цинна продолжает пытаться заставить меня поесть, а когда терпит поражение, попить. Я соглашаюсь выпить воды, вспоминая о днях мучавшей меня жажды, которая чуть не убила меня в прошлом году. Я думаю о том, что нуждаюсь в своих силах, чтобы спасти Пита.
Когда мы достигаем Стартового комплекса на арене, я принимаю душ. Цинна заплетает сзади мои волосы и помогает мне надеть простую нижнюю одежду. Униформа трибутов этого года - синие комбинезоны, сделанные из очень легкого материала, с молнией впереди. Костюм дополняется шестидюймовым [19] поясом, покрытым блестящим пурпурным пластиком. И парой нейлоновых ботинок на резиновой подошве.
- Что думаешь? - спрашиваю я, протягивая Цинне ткань, чтобы он потрогал ее.
Он хмурится, потирая тонкую материю пальцами.
- Не знаю. Она не особо может защитить от холода или воды.
- А от солнца? - спрашиваю, представляя палящее солнце в пустыне.
- Возможно. Если этот вариант рассматривался, - говорит он. - Ох, чуть не забыл. - Он достает мою золотую брошь в форме сойкипересмешницы из кармана и прикрепляет ее к комбинезону.
- Вчера вечером мое платье было фантастическим, - произношу я. Фантастическим и безрассудным. Но Цинна и сам должен это знать.
- Я подумал, что тебе понравится, - говорит он с напряженной улыбкой.
Мы сидим так же, как мы делали это в прошлом году, держась за руки, пока голос не велит мне готовиться к запуску. Он ведет меня к круглой металлической пластине, и я застегиваю молнию на своем комбинезоне до конца, до самой шеи.
- Помни, огненная Китнисс, - говорит Цинна. - Я все еще ставлю на тебя. - Он целует меня в лоб и отстраняется, поскольку вокруг меня опускается прозрачный цилиндр.
- Спасибо, - отвечаю я, хотя он, вероятно, не может меня услышать. Я поднимаю свой подбородок, держа голову высоко, как он всегда учил, и жду, когда пластина начнет подниматься. Но этого не происходит. И попрежнему не происходит.
Я смотрю на Цинну, вопросительно поднимая брови. Он только немного качает головой, будучи столь же озадаченным, как и я. Почему они мешкают?
Внезапно дверь за его спиной открывается, и трое Миротворцев появляются в комнате. Двое из них заламывают руки Цинны ему за спину и связывают их, в то время как третий бьет его в висок с такой силой, что тот падает на колени. Но они продолжают избивать его перчатками с металлическими шипами, оставляя глубокие раны на его лице и теле. Я кричу, желая помешать им, барабаню по стеклу и пытаюсь добраться до него.
Миротворцы полностью игнорируют меня, они тащат обмякшее тело Цинны из комнаты. Все, что остается здесь, - это кровавые следы на полу.
Я чувствую тошноту и очень напугана, когда понимаю, что пластина начинает подниматься. Я попрежнему прислоняюсь к стеклу, когда ветер ловит мои волосы. Я заставляю себя выпрямиться. Как раз вовремя, потому что стекло опускается, и я стою, свободная, на арене. Кажется, с моим зрением чтото не так. Земля слишком яркая, блестящая и волнистая. Я бросаю взгляд вниз на ноги и вижу, что металлическую пластину окружают синие волны, омывающие мои ботинки. Медленно я поднимаю свои глаза и понимаю, что вода окружает меня со всех сторон.
В моей голове формируется одна единственная ясная мысль.
Часть III
Глава 19
- Леди и джентльмены, семьдесят пятые Голодные Игры объявляются открытыми! - Голос Клавдия Темплсмита, ведущего Голодных Игр, бьет по моим ушам. У меня меньше минуты, чтобы решить, что делать. Когда ударит гонг, трибуты будут свободны и смогут перемещаться со своих металлических пластин. Но куда?
Я не могу нормально думать. Образ Цинны, избитого и окровавленного, поглощает меня. Где он теперь? Что они с ним делают? Мучают? Убивают? Превращают в безгласого? Очевидно, нападение на него было организовано так, чтобы выбить меня из колеи, так же, как и присутствие Дариуса в моих покоях. И это действительно выбило меня из колеи. Единственное мое желание сейчас - обрушиться на свою металлическую пластину. Но я не могу позволить себе сделать это после того, чему я только что была свидетелем. Я должна быть сильной. Я должна это Цинне, который рисковал всем, подрывая авторитет президента Сноу, когда превращал мое свадебное платье в оперение сойкипересмешницы. И я должна это мятежникам, которые, ободренные примером Цинны, сейчас смогли бы бороться и свергнуть власть
