И мертвые, не зная: здесь мокро, сухо ли,Шептали тихо: «Заснул бы, ляг бы!»Но когда затворили гати туземцы,Каждый из них умолк.И диким ужасом исказились лица немцев,У видя страшный русский полк.И на ивовой ветке извилин,Сноп охватывать лапой натужась,Хохотал задумчивый филин,Проливая на зрелище ужас.
<1916>
«Народ поднял верховный жезел…»
Народ поднял верховный жезел,Как государь идет по улицам.Народ восстал, как раньше грезил.Дворец, как цезарь раненый, сутулится.В мой царский плащ окутанный широко,Я падаю по медленным ступеням,Но клич «Свободе не изменим!»Пронесся до Владивостока.Свободы песни — снова вас поют!От песен пороха народ зажегся.В кумир свободы люди перельютТот поезд бегства, тот, где я отрекся.Крылатый дух вечернего собораЧугунный взгляд косит на пулеметы.Но ярость бранного позора —Ты жрица, рвущая тенета.Что сделал я? Народной крови темных снегирейЯ бросил около пылающих знамен,Подругу одевая, как Гирей,В сноп уменьшительных имен.Проклятья дни! Ужасных мук ужасный стон.А здесь — о, ржавчина и цвель! —Мне в каждом зипуне мерещится Дантон,За каждым деревом — Кромвель.
