поторопились сделать некоторые из нас, когда на следующий день она объявила о своих планах. Может быть, кроме Челленджера, только я понимал ее противоречивый характер, несколько капризный, но обаятельный, и немного разбирался в сложных мотивах ее поступков. Лингула по специальности была лингвистом и не могла найти на нашем пустынном островке ничего для себя интересного. Она умирала от скуки. Можно ли было винить ее за это?..
Вместе с тем ее деятельный и несколько насмешливый ум не мог предаваться праздности и лени, которые так часто овладевают женщинами в тропиках.
В продолжение всего этого томительного дня стрелка барометра продолжала указывать острием на все более и более низкие деления. Становилось очевидным, что на наш унылый островок, где три или четыре десятка неприхотливых кокосовых пальм старались скрасить и прикрыть его известковую наготу, надвигался циклон.
Около одиннадцати вечера мы все собрались в лаборатории, одновременно выполнявшей назначение холла, и проводили последние минуты перед сном, беседуя о всяких пустяках. Не было только Хиксманов — они сослались на недомогание и ушли к себе. Впрочем, они вскоре вернулись и присоединились к нам, едва лишь ветер, который резко усилился два часа назад, начал тонко и ядовито посвистывать в щелях ставен. Окна в такую погоду мы предпочли держать закрытыми. Сначала нам нравились эти звуки: в сочетании с мерцанием газовых светильников и тенями, прыгавшими на стенах, они создавали странную иллюзию уюта, и глаза невольно искали топившийся камин, — но скоро всё крепнущие порывы ветра стали наводить уныние. Оно росло, заползая в самые укромные тайники сознания, как бледные нити плесени опутывая мысли. Никто не выражал желания идти спать, хотя время близилось к полуночи. Похоже было на то, что мы все опасливо ждали чего-то и не решались расходиться.
Неожиданно Хиксман заговорил о странном предмете: о спрутах… Он будто бы слышал от старых моряков, что они поднимаются из мрачных морских глубин именно в часы шторма.
— Непонятными остаются лишь их участившиеся нападения на корабли, особенно в Индийском океане, — добавил он.
— Неужели?! — воскликнула крайне изумленная Лингула. — Об этом я не слышала ни разу. Я считала их такими маленькими и слабыми. Ведь они что-то вроде медуз? Как из студня! Я думала, что они опасны только в детских сказках.
— Не только, — вмешался Челленджер, обводя всех виноватым взглядом, словно прося извинения за элементарное невежество жены. — Есть мнение, что спруты — самые огромные и могучие из существующих животных, хотя ни подтвердить, ни опровергнуть это мнение пока не удается. И действительно, эти великаны атакуют корабли. А как ты думаешь, почему?
— Наверное, по недоразумению. Почему же еще?
— Ты почти права, — кивнул Челленджер, попыхивая сигаретой. — Ты почти права, — задумчиво повторил он и вдруг быстро заговорил: — Есть основание считать, что снизу сквозь толщу воды спруты принимают корабли за кашалотов. Им отчетливо видно лишь днище корабля, и иногда они ошибаются. — Он стряхнул пепел и продолжал: — В самом деле, мы знаем, что еще несколько лет назад зоологи соглашались с тем, что нападающей стороной всегда выступают кашалоты: кальмары составляют их основную пищу и в желудке кашалота всегда можно найти много непереваренных клювов некрупных спрутов. Но как, однако, ученые ошибались! Кашалот не столь проворен, как спрут: он плавает в два—три раза медленнее спрута и напасть на крупное животное ему просто не позволит тихоходность. Кальмар при желании мгновенно оставит его позади. И первым нападает, конечно, он!
— Но все-таки это странно, — с сомнением заметил кто-то из женщин.
— Отчего же? Спруты — это многорукие чудовища, которые в два-три раза, а может быть, и в большее число раз могут превосходить знаменитый найденный экземпляр нашим соотечественником Веррилом. Вы припоминаете? — Челленджер оглядел нас вопросительным взглядом. — Его спрут имел длину восемнадцать ярдов![22] А на побережье Ньюфаундлена несколько десятков лет назад море вынесло спрута будто бы в двадцать четыре ярда! Между тем кашалоты уже с трудом могут отстоять себя от кальмара в двенадцать-пятнадцать ярдов… Неудивительно, что счастье может изменить кашалотам.
— Еще бы! — подхватил Хиксман. — Сейчас спруты должны чувствовать себя лучше, чем когда-либо в прошлом. Они сейчас в расцвете сил.
— И в расцвете агрессивности, — меланхолично вставил Райт.
— Это и понятно, — снова вмешался Хиксман, присаживаясь на край стола. — Сотни китобоев, где только могут, истребляют единственного врага малолетних спрутов — зубастых китов-кашалотов. Можно подумать, что люди заключили союз со спрутами и действуют в их интересах. В океанах освобождается жизненное пространство для спрутов, и можно ожидать появления со временем все более крупных чудовищ! Теперь слово за ними: чтобы из крохотного яйца размером два-три сантиметра развился гигант, им необходима, вероятно, не одна сотня лет! И они, как рыбы или рептилии, непрерывно растут всю жизнь. А разве мы знаем что-нибудь о продолжительности их века?.. Когда щупальца-руки кальмара, или спрута, обхватывают кита и присасываются к нему, они вырывают из его грубой кожи круглые бляхи с блюдце или тарелку величиной — по размеру присосок. Эти рубцы наглядно повествуют о кошмарных битвах в пучинах океана и о возможной величине противников кашалотов. Китобои содрогаются, рассматривая эти страшные следы. Если судить по их размерам о головоногих свирепых монстрах, то и тридцать ярдов не покажется вымыслом. Но кто может сказать, что это предельная величина и что вечный холодный мрак не бороздят ракетоподобные чудовища в шестьдесят и сто ярдов! А это значит, что они превзойдут по весу китов!.. — Голос Хиксмана драматически вибрировал.
— Никто не поручится за это, — откликнулся Челленджер.
— Они ядовиты, — заметил мистер Ричи. — Сила их яда пропорциональна их величине. А эта ужасная пасть! Этот чудовищный попугаячий клюв! У больших кальмаров он велик, как бочка!
— Стоит напомнить и о том, что они, как немногие в животном мире, способны накапливать и обобщать опыт прожитых лет, — заявил Челленджер.
— Можно себе представить, — заметил Райт, — насколько рассудительными становятся эти престарелые «мешки с завязками» к концу жизни!..
С основными комментариями выступал Бреки Уайт; его заинтересовал умственный багаж старого кальмара, и ему удалось увлекательно и забавно раскрыть перед нами таинственные пути его пополнения. Бреки Уайта снова сменил Райт.
— Мозг головоногих заключен в хрящевую капсулу, — объявил он, — а это уже некое подобие настоящего мозгового черепа высших животных! Ну, а почему бы ему не начать расти, увеличиваться в размерах, усложняться? Что, собственно, может помешать, если это произойдет?.. Разве нельзя вообразить, что они передают по наследству будущим поколениям более совершенную структуру мозга? Или свой обширный жизненный опыт? Разве они закоснели на теперешней стадии и перестали эволюционировать? Они наделены многими весьма совершенными органами, а их средства нападения и защиты охватывают все известное в животном мире, кроме, может быть, электричества. Среди них есть виды с термоскопическими глазами, которыми они отыскивают добычу и обнаруживают врагов в абсолютном мраке, ибо улавливают теплоту их тел. Признайте, что они — комплекс самых удивительных возможностей для биологического развития…
В этот момент плохо прикрытая наружная дверь распахнулась с лязгом и дребезжанием; в помещение, как злой дух, ворвалась упругая влажная струя воздуха, распространяя запахи соленого морского ветра и йодистые ароматы водорослей, выброшенных волнами на берег. На минуту грохот разбивающихся валов, канонада разбушевавшегося океана, шипение подкатывающихся совсем близко волн и неистовый вой рассвирепевшего ветра заставили нас забыть обо всем.
Все вздрогнули. Райт бросился к хлопавшей на ветру двери. Мы смотрели ему вслед, но никто не тронулся с места. Нам всем вдруг сделалось зябко. Мы в молчании ждали его возвращения.
— Как с барометром? — деловито спросил Смит.
Одна из женщин направилась в темную комнату Челленджера и сейчас же вернулась.
— Давление быстро падает, — вяло оповестила она.
— Я только хотел сказать, — как ни в чем не бывало заявил Райт, — что на планете может возникнуть соперничество…
