особого значения. Коридоры были освещены хоть и не плохо, но и недостаточно хорошо: один раз Андроник чуть не налетел на угол стены, это было как раз недалеко от императорского кабинета. Дрункарий благословил Аркара за то, что Ватац ещё завтракал в своём кабинете. Пятеро стражников, облачённых в латы, на которых был выгравирован крест-герб Аркадии, безо всяких вопросов впустили дрункария в кабинет.
Иоанн Дука сидел на своём стуле из кедра, завтракая хлебом, сыром, жареным цыплёнком и запивал всё водой. Справа от него стоял Маврикий, после назначения Андроника дрункарием ставший руководителем Центральной армии. Слева - заметно похудевший Фока Сеян, у которого всё время дёргались кончики ушей.
– А, Андроник, что тебя привело в такой ранний час в мой кабинет?
Иоанн был весел: за минуту до того Сеян сообщил, что в казне появились требуемые средства. На два дня раньше установленного Ватацем срока. Для этого Сеяну пришлось продать пять своих вилл в приморском городе Верите, да ещё и попрощаться с коллекцией старинных мозаичных портретов. Ну, а уж о том, что казначей значительно урезал свой рацион, и говорить не приходилось. И всё это - без малейшего повышения налогов. Так, как и хотел Ватац.
– Великий, я пришёл к тебе с просьбой. Она может помочь империи увидеть свой рассвет намного раньше.
– Гм, никогда не слышал, чтобы ты учился риторике! - Иоанн продолжал завтракать. Однако, похоже, заинтересовался словами Андроника.
– Ночью я понял, что принц огнаров должен прибыть в Аркадию на несколько дней раньше.
– Вот как? И почему же? - Фока Сеян всегда славился своим умением перебивать собеседников. Даже чужих...
– Будет очень полезно, если Фердинанд прибудет на совет.
– И чем же это полезно?
– Если Великий намерен помочь принцу взойти на престол, - Иоанн оторвался от еды и теперь внимательно слушал дрункария. - То можно будет требовать от огнаров ответной любезности.
– Какой? - Иоанн только начал улавливать ход мыслей дрункария. И он ему начал нравиться.
– Великий может потребовать участия отрядов принца в войне с Партафой. С его помощью мы сможем выставить где-то...
– Пятьдесят семь тысяч воинов, если наши сведения об огнарских войсках точны! - Ватац от волнения встал со стула.
– Великий прекрасно информирован. Я пришёл к такому же выводу. Южная армия просто сметёт партафские отряды.
– Это просто замечательная идея! - Андроник заулыбался. - Маврикий, немедленно снаряжай эскорт. Пусть там будет двести, нет - триста воинов. И чтобы все были аркадцами, ни одного наёмника-айсара. В парадной одежде!
– С радостью, Великий! - страстью Маврикия было снаряжение эскортов, и чем меньше давали времени, тем лучше. Немолодому айсару доставляло удовольствие смотреть на мечущихся аркадцев.
– А ты, Андроник, слушай. Запомни: принц не должен брать с собой больше двадцати воинов. Пусть лучше это будут его придворные и командиры. Если огнарское войско решит пошалить, у него не должно остаться ни одного предводителя. Ещё ты должен скакать целыми днями, с такой оравой вы доберётесь до принца не меньше чем за неделю беспрерывной скачки. Всё-таки четыреста лиг[129] - это не шутки. И ты бы скакал в два раза больше, не прикажи я сопроводить их отряды до диоцеза Аркадия[130]. Ты должен найти принца в Амиде, ты знаешь этот город на границе диоцеза Аркадия и диоцеза Веста?
– Да, Великий, - Андроник кивнул.
– Великолепно. А теперь иди, и да хранит тебя Аркар! - Иоанн махнул рукой на прощание.
– Император, Вы действительно думаете, что Фердинанд поможет нам в войне с Партафой? - нерешительно спросил Сеян.
– У него просто не будет выбора! - Ватац рассмеялся. Фока лишь побледнел...
Королевство. Графство Мишель. Поместье графов Мишель.
Центральный пиршественный зал был оформлен в серо-чёрных тонах - это были цвета родового герба графов Мишель. На самом гербе была собака - чёрный пёс, породу которого нельзя было определить: таких просто не было. Длинная густая чёрная шерсть, серые миндалевидные глаза и вытянутый нос с небольшой чёрной точкой на кончике. Хоть герб и был незатейлив, но поспорить по древности он мог со многими королевскими символами.
Три века назад король Альфонсо II даровал Энрике Мишелю графский титул после крупной победы над последней объединённой армией ксариатов. Считалось, что в той битве под Аркарополем погибли последние настоящие ксариатские легионы. Именно тогда род Мишель стал владеть лесистыми местностями на правом берегу Тронии. В то время река была южной границей ещё молодого Королевства, и графы Мишель почти постоянно воевали сначала с ксариатами и мидратами, а потом с тарнами и тайсарами.
Филипп Мишель был не очень красив. Скорее, мил. Мягкие каштановые волосы, правильные черты лица, на котором вечно сияла улыбка. Правда, серые глаза начинали бегать, когда граф волновался. Чаще всего - при разговоре. Для собеседника это было не очень приятно. Но жене, Марии Сагиринской, это даже нравилось. Она любила говорить, что эти глаза навсегда похитили её сердце. А заодно подарили графству множество верных союзников в лице семьи Марии.
Теперь, правда, это было не так важно. В отличие от предков, Филипп не часто участвовал в военных походах. Всё дело было в смерти отца...
В очередной раз обуреваемый не самыми приятными мыслями, граф Мишель решил развеяться. Он вспоминал историю своего рода, глядя на фамильные портреты. Самым первым был Энрике Мишель, высокий светловолосый огнар, державший в правой руке пернач - это был ещё сохранивший свои боевые качества маршальский жезл. После Энрике маршальский жезл стал символом звания. До этого он был оружием.
Далее - его внук Хайме, унаследовавший густые длинные усы своего отца. Бедный Энрике пережил своего сына, названного в честь отца, и только его внук унаследовал титул. Хайме уже был темноволосым, но ещё с голубыми глазами, на заднем фоне художник мастерски изобразил пылавший мост: молодой граф, руководя всего лишь семью тысячами воинов, полностью перебил сорокатысячную орду тайсаров, пытавшихся переправиться через Тронию. Потомки потом назовут этот брод Кровавым. За год до того король Альфонсо III разругался с тайсарским царём...
Да-да, царём. После уничтожения войска у Кровавого брода у тайсаров вспыхнул мятеж, и каган Нойо, командир дворцовой стражи, сверг последнего настоящего тайсарского царя. Но по закону тайсарами должен был править именно царь. Хитрый Нойо смог найти выход из сложившейся ситуации: царя при каганах начали избирать. Но это ещё ничего: каган 'создал' ещё одну очень 'интересную' и кровавую традицию.
Избранника выводили на площадь перед дворцом и, накинув ему шёлковый шнурок на шею, спрашивали, сколько он желает править. Если цифра кагану не нравилась, царя начинали душить, пока он не скажет более приемлемый срок своего правления. И когда все дни, отмеренные под царствие этого человека, заканчивались, его убивали - душили этим же шнурком, если правление было более или менее хорошим (для кагана, естественно). Если же нет - четвертовали. Его привязывали к двум деревцам, верхушки их связывали, чтобы они немного согнулись, а потом перерубали верёвки. Единственным недостатком этого вида казни было чрезмерное обилие крови, но тайсарам так даже нравилось...
Граф Мишель при этих мыслях нахмурился. Он как раз глазами нашёл последний, шестнадцатый портрет. Филипп глубоко вздохнул. Людовик Мишель, его отец.
Гладкие густые волосы так же черны, как и у сына. Ровные тоненькие усики украшают всегда гладковыбритое лицо, волевой подбородок лишь придаёт некий шарм, а причёска с пробором просто
