Она скрылась за дверью. Калинов тут же набрал номер справочного, задал вопрос.
— Вита Калинова в отеле не регистрировалась, — сказал равнодушный голос. — Может быть, она назвалась другим именем?
— Может быть. — Калинов дал отбой и набрал ноль-пять-ноль.
— Дежурный метрдотель слушает.
Калинову показалось, что ответил тот же самый голос.
— Могу я заказать ужин на одного?
— А почему нет?! Хоть на десятерых… Только десять человек вряд ли поместятся в номере.
— Мне нужен ужин НА ОДНОГО… Что-нибудь мясное, бутылку пива, холодную закуску на ваш вкус. Пиво, желательно, темное.
— Заказ принят, сударь!
Несомненно, это был тот же голос, что и в справочном.
Комбинезон Калинов нашел в шкафу. Тот был уже чист и выглажен. Калинов отправился в ванную, переоделся, причесался. Когда вышел из ванной, удивился: за окном был теперь ранний вечер, ночной мрак как языком слизнуло. Только-только село солнце, и вдоль горизонта по небу растянули сиренево- фиолетовую полоску. Калинов подошел к кровати и начал сворачивать простыни — до сна было еще далеко. И тут его как громом поразило. Он вспомнил картину, виденную прошлой ночью. Снесенная с петель дверь, распятая на белоснежной простыне Вита… Не его Вита, Вита Сорокалетняя, а Вита здешняя, Юная, Незамужняя.
Раздался деликатный стук. Калинов подошел к двери и распахнул ее. В номер въехал сервировочный столик на колесиках, а за ним… Белая блузка, белая юбка, рыжие волосы, зеленущие глаза.
— Ужин!
Официантка принялась накрывать на стол. Закуски, бутылка десертного вина, коньячок, фрукты, два фужера…
— Что это? — спросил Калинов.
— Ваш ужин. Как заказывали…
— Я заказывал на одного.
— Вы заказывали на двоих. Правда, я что-то не вижу вашего гостя. Или гостью? — Официантка игриво улыбнулась, повела кокетливо плечиком.
Калинов смотрел на нее, покусывая нижнюю губу. Официантка закончила работу, подняла глаза:
— Что вы на меня так смотрите? Если хотите, могу убрать второй прибор.
— Нет, подожди! — Калинов прикрыл глаза. Белые простыни, полураскрытые губы, рыжие волосы, разметавшиеся по подушке. — Я хотел бы, чтобы ты была моей гостьей.
Зеленые глазищи широко распахнулись. Точь-в-точь как у горничной полчаса назад.
— Я?.. Но ведь… — Она замялась.
— Вам ни в коем случае нельзя ужинать с постояльцами! — сказал утвердительно Калинов.
— Почему?.. Можно, но… Я просто боюсь оставаться с вами наедине. Она снова игриво улыбнулась.
Ах так, подумал Калинов. Ладно!
— Подожди меня, пожалуйста.
Он вышел в коридор. Дверь с надписью «Горничная» нашлась на удивление быстро. Распахнул ее. Вита в голубом ужинала бутербродами, повернула голову в сторону незваного гостя, удивилась, перестала жевать.
— Прости, малышка, — сказал Калинов. — Я приглашаю тебя на ужин к себе. В компании принимать пищу веселее.
Вита поднялась из-за стола, на краю которого лежала высокая стопка постельного белья.
— Но я… — У горничной был изумительно растерянный вид.
— Не бойся. Мы будем не наедине.
— А я и не боюсь! — Она гордо вздернула носик.
Калинов умилился: как она похожа на его жену.
Когда они вошли в номер под тремя семерками, Вита-официантка уже сидела за столом. Тут же неведомо откуда явился третий фужер. Обе Виты поприветствовали друг друга, как и полагалось старым знакомым.
— Ну не прелесть ли этот дядечка! — воскликнула Вита-официантка.
Вита-горничная покивала, но от комментариев воздержалась.
Разлили вино, коньяк. Выпили. Калинову стало вдруг хорошо-хорошо. Словно с мылом и мочалкой вымыли душу. Начисто. Обе Виты весело болтали друг с другом. Калинов неспешно пережевывал какое-то мясо, даже не прислушиваясь к щебету дам. Вечер напоминал домашние вечера, только не бегали вокруг стола дети да жены были помоложе. Он вдруг почувствовал, что глупо улыбается. Как жених на свадьбе… Тогда он налил еще, и снова выпили.
— А вам не кажется странным, что вы так похожи друг на друга? — спросил Калинов.
— Не кажется, — сказала Вита-горничная. — Все счастливые женщины похожи друг на друга.
— Тем более что мы и не совсем похожи, — добавила Вита-официантка. Я стерва, она недотрога.
— Чепуха! — не согласился Калинов. — Одна и та же женщина может быть и стервой, и недотрогой. Все зависит от того, любит она или нет.
— Дядечка хорошо знает женщин, — сказала Вита-стерва.
— Дядечка их совсем не знает, — сказала Вита-недотрога.
— Пожалуй, ты права, малышка, — проговорил Калинов. — И ты тоже права.
Содержимое бутылки с вином не иссякало. Обе Виты раскраснелись. Официантка поглядывала на Калинова все более благосклонно, да и горничная теперь не прятала глаз, когда он смотрел на нее. После очередного тоста, поднятого Калиновым за рыженьких зеленоглазых девушек, он повернулся к телефону и набрал номер справочного.
— Справочное слушает!
— Джос, это ты?
— Вы ошиблись номером, — отозвался Джос.
— Если я и ошибся, то не номером… Но зачем ты прислал ко мне двух этих куколок? Что я буду с ними делать?
В ответ раздались частые гудки.
Ужин закончился вполне закономерно — постелью. Кровать оказалась неожиданно широкой, и они поместились на ней все трое. Калинов начал с недотроги. Она была трогательно-неумела, некоторое время сопротивлялась, но получилось все хорошо. Официантка, вопреки своим репликам, тоже оказалась неумелой девушкой. Но и с ней все получилось хорошо.
Он проснулся, когда за окном уже было светло. Открыл глаза, посмотрел в белый потолок.
Ему было хорошо. На груди лежали две горячие девичьи руки. В предплечья ему упирались остренькие тугие молокозаводики. Тоже горячие. Век бы так лежал, в коконе из девичьих тел. Он осторожно повернул голову направо. Вита-горничная (а может быть, официантка) чему-то улыбалась во сне. Он осторожно повернул голову налево. Вторая Вита чему-то хмурилась. Он перевел взгляд дальше, через копну рыжих волос. На спинке кресла висели две юбки: белая и голубая. Как две сестрички.
Калинов осторожно снял со своей груди девичьи руки и медленно, напрягая брюшной пресс, сел. Аккуратно перелез через Виту, лежащую на краю кровати. Обе девушки одновременно вздохнули, пробормотали нечто неразборчивое и, не просыпаясь, повернулись на другой бок. Калинов улыбнулся: это движение принадлежало его приме, она всегда поворачивалась на другой бок, когда он вставал на утреннюю пробежку. Калинов укрыл обеих любовниц одеялом и пошел в ванную. Справив привычные утренние дела, взглянул в зеркало. И отшатнулся: из зеркала на него смотрел молодой парень. Заспанный. Взъерошенный. Голый. Небритый. Еще не забытый.
— О Господи! — воскликнул Калинов. — Опять?!
Он выскочил из ванной как ошпаренный, с воплем: «Я не хочу!» бросился к кровати.
Кровать была пуста. Одеяло по-прежнему покрывало ее, но теперь оно лежало плоско. Калинов
