— Они, по крайней мере, собирались заменить неисправный инжектор на новый, — очень сухо ответила она, нервным движением открывая сумочку и принимаясь копаться в ней в поисках денег. А ваш ремонт… Откуда мне знать, что машина не заглохнет снова, как только вы скроетесь из вида?
— Что ж, умнеть никогда не поздно, — вздохнул Иларион — Но я вижу, что здесь какое-то недоразумение. Ваш инжектор в норме. Это очень простой фокус: пока вы сидели в парикмахерской, ребята организовали вам поломку, а потом предложили свои услуги. У себя в гараже они бы промыли ваш инжектор в бензине, вытерли насухо, завернули в бумажку и продали вам под видом нового.
Вы были бы довольны, что так легко отделались, а ребята потяжелели бы на двести «зеленых». Да спрячьте же деньги! Что вы, в самом деле, шуток не понимаете? И вообще, поезжайте скорее домой. Смотрите, вы совсем промокли. Погибла ваша прическа. Надо спасать то, что осталось.
— А вам нравится моя прическа? — неожиданно спросила обладательница зеленого боа, защелкнув наконец сумочку и кокетливо склонив голову, которая теперь больше всего напоминала бывший в употреблении ершик для мытья бутылок.
— Нет, — неожиданно для самого себя ответил Иларион и тут же испугался: черт с ней, с прической, но хамить-то зачем?
— Вы знаете, мне тоже, — заявила дамочка. — По-моему, этот эксперимент мне не удался. И вообще день сегодня какой-то неудачный. А вы всегда так поступаете?
— Как?
— Сначала вызываете у женщин интерес, а потом прямо высказываете свое нелицеприятное мнение.
Иларион поежился: дождь был несильный, но они торчали посреди улицы уже добрых пять минут, и холодная осенняя водичка мало-помалу начала затекать за воротник.
— Знаете, — сказал он, — в конечном итоге все равно ведь так и получается. Рано или поздно, тем или иным способом, но люди все равно вываливают друг на друга то, что вы назвали нелицеприятным мнением. Хвалят друг друга, а сами постепенно накапливают наблюдения. А потом, когда внутренние хранилища негативной информации переполняются, происходит сброс.
— Хм… Да, образ довольно выпуклый, хотя и не слишком аппетитный. А вы, значит, предпочитаете выдавать мелкими порциями, начиная с момента знакомства… Интересная тактика. Слушайте, спаситель, как вы смотрите на чашку горячего кофе? Возможно, даже с коньяком. Раз вы не берете денег… Или все-таки берете?
— А вы прислушайтесь к себе, — посоветовал Иларион, — и все сразу станет намного проще. Как вам кажется, нужно давать мне деньги или нет? Иными словами, испытываете ли вы в этом внутреннюю потребность?
— Честно говоря, нет. Но внутренний голос — штука хитрая. Он ведь может и обмануть.
— В данном случае не обманывает. Кофе, говорите? — Иларион посмотрел на часы. Старик с книгой безбожно опаздывал. «Аллах с ним, — подумал Иларион. — Мою машину он знает и поймет, что я где-то неподалеку. Дам ему еще полчасика, а там можно и домой. Интересная женщина. Любопытно, чем она занимается?» — Кофе так кофе. Здесь за углом есть довольно приличное заведение, где подают отличный кофе по-турецки и весьма недурной коньяк.
Когда спустя полчаса они вернулись на стоянку, их взорам предстало печальное зрелище: кто-то основательно поработал над «лендроввром» Илариона, превратив его в груду хлама. В машине не осталось ни одного целого стекла, фары тоже были разбиты. Варварски взломанный капот был приоткрыт, аккумулятор исчез, и все, что можно было повредить под капотом, было изувечено. Все до единого колеса, включая запасное, оказались искромсанными ножом, а под продырявленным радиатором стояла большая лужа охлаждающей жидкости.
Иларион немного помолчал, давая утихнуть эмоциям, закурил и сказал:
— Вы не помните номер «Жигулей», на которых приезжали эти умники из автосервиса?
— Увы, нет, — ответила его спутница. Она удивленно моргала глазами, и было непонятно, что поразило ее сильнее: плачевное состояние машины или безмятежный тон Забродова.
— Вот и я не помню, — вздохнул Иларион. — Значит, за ремонт придется платить самому. Что ж, надо ловить такси.
— Я вас подвезу, — сказала его новая знакомая. — Подозреваю, что от моей машины вы тоже не в восторге, но обстоятельства таковы, что привередничать не приходится.
— Что ж, подвезите, — не стал упираться Забродов. — Хотя я бы вам этого не советовал. Вы же видите, — он кивнул на свой изуродованный автомобиль, — добрые дела наказуемы.
— Это я как-нибудь переживу, — сказала она, вынимая из сумочки ключи. — Вы чертовски интересный тип, Забродов. Я умру от любопытства, если не увижу, как вы живете. А второго такого случая напроситься к вам в гости может не быть.
— Ну? — с выжидательным выражением на широком обветренном лице спросил майор Горбанев, вертя в пальцах стакан с водкой. С берез дождем сыпались желтые листья. Один из них, крутясь, как пропеллер, спланировал прямо в стакан. Горбанев не глядя выудил его оттуда двумя пальцами. Пальцы у него были толстые, как сардельки, и с трудом пролезали в стакан. Этими пальцами майор на спор плющил монеты и вынимал гвозди из дубовой доски, и эти же, с виду такие неуклюжие, пальцы принадлежали одному из лучших в мире специалистов по минно-подрывному делу. Еще не было придумано взрывное устройство, которое не смог бы обезвредить майор Горбанев, и то, что он сейчас сидел напротив Илариона, служило наилучшим подтверждением этих слов.
После заданного Горбанерым вопроса наступила тишина, нарушаемая только шорохом сыплющихся листьев да легким шумом верхового ветра в оголившихся ветвях. В этой тишине вдруг стало слышно, как жует генерал Федотов. Он единственный из всех присутствующих остался равнодушен к рассказу Забродова и сделанной Иларионом драматической паузе. В то время как все затаив дыхание ждали завершения рассказа, генерал-майор Федотов продолжал с большим аппетитом уминать шашлык, заедая его пучками хрустящей зелени. Причина генеральского равнодушия была Илариону ясна: Федотов слишком хорошо знал своего бывшего подчиненного и с первых же его слов понял, каким будет финал.
— Ну?! — повторил Горбанев. — Не томи, Иларион. Дальше-то что?
Забродов сунул в рот веточку свежего укропа, задумчиво пожевал и пожал плечами.
— Ничего, — сказал он. — Машина в ремонте, а я — вот он. Цел и невредим.
— Тьфу, — в сердцах плюнул Горбанев. Аудитория зашевелилась, наполняя стаканы и разбирая шампуры со свежей порцией шашлыка. Кто-то разочарованно протянул: «y-y-у…», кто-то пробормотал, что Забродов в своем репертуаре. Генерал Федотов ухмылялся, не переставая с аппетитом жевать. Он знал, что Забродов не имеет привычки распространяться о своих победах над слабым полом и раз уж сказал о сдоем знакомстве с женщиной, значит, закончилось это знакомство ничем — встретились и разбежались.
— Так-таки ничего и не было? — решив не сдаваться, недоверчиво спросил Горбанев.
— Не-а, — дуя на обжигающее мясо, сказал Иларион. — Выпили по чашечке кофе, поговорили о поэзии, а потом я ее проводил до машины. Честно говоря, мне с ней стало скучно. Я думал, она умнее. То есть я не говорю, что она глупа. Вполне приличная, интеллигентная дама. Это я виноват. Мне показалось, что она умна по-настоящему.
— Тьфу, — повторил Горбанев. — При чем тут ум? Я же тебя про другое спрашиваю!
— Про другое? — наивно округлил глаза Иларион. — А это как?
— А так, как бывает после того, как мужчина и женщина напьются кофе и поговорят о поэзии. — проворчал Горбанев, уже понявший, что продолжения не будет. — У нормальных людей кофе и поэзия — это, так сказать, прелюдия. А дальше идет самое интересное.
— Всегда? — спросил Иларион.
— Ладно, ладно, — сказал Горбанев, прихлебывая из стакана с водкой так непринужденно, словно там был холодный чай. — Пошел умничать… Я только хотел сказать, что раз ничего не было, то нечего нам лапшу на уши вешать.
— Поманил девку конфеткой, а в бумажке пусто, — сказал кто-то.
— Предвкушение удовольствия — тоже удовольствие, — сообщил Забродов. Ну что вы привязались? Поесть нормально не дадут. Вы спросили, я ответил, а теперь я же и виноват.
