Он вскочил, не чувствуя под собой ног, и, шатаясь спросонья, бросился в прихожую, где стоял аппарат. Он протянул к телефону руку, но тут же отдернул ее: ему показалось, что на телефонной полочке расселся громадный бледный паук. Шинкарев яростно тряхнул головой, паук превратился в телефонный аппарат цвета слоновой кости, и Сергей Дмитриевич снял трубку.
Звонил Гранкин, и Шинкарев едва совладал с желанием одним быстрым движением опустить трубку на рычаги: ядовитая тварь все-таки настигла, замаскировавшись под безобидный телефонный аппарат, и вонзила жало прямо в мозг. «Сон в руку», — подумал Сергей Дмитриевич.
Переговорив с майором, он вернулся на диван — ноги держали плохо, а перед глазами плыли цветные круги. «Да я и вправду болен, — подумал Сергей Дмитриевич. — До чего же не вовремя!»
Он постарался взять себя в руки. То, что Гранкин дал ему двухчасовую отсрочку, было хорошо: за это время жена могла вернуться, и в ее присутствии, с ее помощью Шинкарев надеялся отбиться от пронырливого майора. А если не успеет?
Сергей Дмитриевич заставил себя думать. Чем вызван этот неожиданный визит? Сомневаться не приходилось: известие о новой жертве маньяка с Малой Грузинской достигло ушей майора, и он в два счета вычислил единственного человека, который мог вызвать у него подозрение. Того, кто так бездарно соврал в ответ на единственный заданный ему вопрос.
Шинкарев подошел к зеркалу и долго смотрел на свое отражение, потом разинул рот так, что хрустнули связки, и заглянул в горло, словно рассчитывая увидеть там злокозненную тварь, одним махом опрокинувшую и без того шаткое здание его защиты. Похоже, тварь стремилась уничтожить Сергея Дмитриевича Шинкарева, и ей было наплевать, что при этом она может уничтожить самое себя.
«Черта с два, — подумал Сергей Дмитриевич. — Я еще побрыкаюсь».
Легче от этой мысли не стало. Он совершенно не понимал, как в такой ситуации можно брыкаться. Что делать? Бежать? Без денег, неизвестно куда, неизвестно, на какой срок — может быть, навсегда… Попытаться обмануть Гранкина еще раз?
Он с размаха ударил кулаком по зеркалу. Толстое стекло устояло, кулак пронзила острая боль. Сейчас он был зол на жену. И угораздило же ее уехать за этим дурацким отваром как раз тогда, когда он так в ней нуждается!
Обмануть Гранкина… Майор показался Сергею Дмитриевичу добродушным, довольно недалеким типом — как раз таким, каким тот старался выглядеть. Гранкин называл это «синдромом Коломбо» — всем известно, у всех навязло в зубах, все над этим смеются и все неизменно на это покупаются. Секрет, по мнению майора, был в том, что человеку гораздо приятнее считать себя умнее майора милиции, и подсознательно многие с радостью идут на этот гибельный самообман.
Гранкин угадал дважды: Шинкарев действительно считал, что майора несложно обвести вокруг пальца, а майорское вранье насчет приезда через два часа совершенно сбило Сергея Дмитриевича с толку — он вообразил, что у него есть время все хорошенько обдумать.
Бежать, конечно, было бесполезно, да и очень опасно. Кто знает, где застанет его ночь? Кто может поручиться, что он не начнет убивать в переполненном зале ожидания на вокзале? Кто присмотрит за ним, пока он не помнит себя? В какую сторону ни беги, а от себя не убежишь, и, в какую нору ни забейся, сидящий внутри маньяк вытащит тебя оттуда, едва уснешь, и наутро по его кровавому следу к твоему убежищу придут ищейки.
Оставалось одно: запираться и отпираться до конца.
Улик против него никаких…
Он похолодел, вспомнив о ноже, который до сих пор лежал в мусорном ведре. Называется, нет улик…
Сергей Дмитриевич заметался, преодолевая слабость. Он оделся по-уличному, выволок из шкафчика под мойкой полупустое мусорное ведро и поправил на нем крышку, все время поздравляя себя с тем, что вовремя вспомнил о единственной вещи, которая могла его выдать. Эта лихорадочная деятельность немного приободрила: когда суетишься, спасая собственную шкуру, не остается времени на то, чтобы предаваться отчаянию.
Обувной рожок куда-то запропастился. Сергей Дмитриевич махнул на него рукой и, безжалостно сминая задники, загнал ноги в туфли. Подхватив ведро, он отпер замок, открыл дверь и замер.
На пороге стоял совершенно незнакомый милиционер в полковничьих погонах. Лицо у него было угрюмое и недружелюбное, а правую руку он как-то очень подозрительно держал в кармане утепленной куртки, словно там у него лежал пистолет. Некоторое время они со взаимным неодобрением разглядывали друг друга, а потом из-за плеча полковника выглянула оживленная физиономия Гранкина, трудно узнаваемая под форменной фуражкой с орлом.
— О! — радостно воскликнул майор. — Сергей Дмитриевич! А вы что же, под дверью нас поджидали?
— Этот, что ли? — проворчал полковник, не поворачивая к майору головы, и, не дожидаясь ответа, грудью пошел на Сергея Дмитриевича, словно перед ним было пустое место. Сергей Дмитриевич поспешно посторонился, окончательно растерявшись.
— Этот, этот, — радостно затараторил ему в спину Гранкин. — Шинкарев С. Д., прошу любить и жаловать…
А вы, Сергей Дмитриевич, я вижу, опять мусор выносите? Как тогда, а?
— Когда тогда? — выдавил Шинкарев.
— Когда вы якобы не видели Забродова на лестнице. Ну, в пятницу же, что вы, забыли? Вы знаете, кто-то из древних сказал, что у лжеца должна быть хорошая память. И это верно, Сергей Дмитриевич! Как это верно!
Видите, вы уже забыли, и запутались уже…
Сергей Дмитриевич хотел сказать, что он ничего не забыл и не понимает, на каком основании его здесь обвиняют во лжи, но не успел: не переставая тараторить, Гранкин неожиданно ловко выхватил у него из руки ведро и жестом гурмана, собравшегося понюхать булькающий в кастрюле суп, сорвал с ведра крышку.
— Обожаю копаться в мусорных ведрах, — сообщил он совершенно сбитому с толку Шинкареву. — Там иногда попадаются пре-лю-бо-пытнейшие вещи! Так, что у нас тут? Ну вот, я же говорил! Ножичек! Сломался ножичек, жалость-то какая! Товарищ полковник, взгляните-ка!
Молчаливый товарищ полковник внимательно осмотрел две половинки кухонного ножа, холодно взглянул на Сергея Дмитриевича и перевел взгляд на Гранкина.
— Э? — вопросительно произнес товарищ полковник.
— Так точно, похож, как две капли воды! Идеально совпадает с конфигурацией раны!
— Что? — выходя из ступора, возмутился Шинкарев. — Какая конфигурация? Какая рана? Что это за цирк, вы можете мне объяснить?
— Конечно, да! — с энтузиазмом воскликнул Гранкин.
— Конечно, нет, — одновременно с ним угрюмо пробасил полковник. Шинкарев и Гранкин удивленно воззрились на него, и тогда он значительно добавил:
— Вопросы здесь задаем мы. И, может быть, мы, наконец, сядем?
Не дожидаясь приглашения, он тяжело протопал в гостиную и опустился в кресло у журнального столика.
— Это мой начальник, полковник Сорокин, — с опасливым почтением сообщил Гранкин Шинкареву. — Помните, я вам про него говорил по телефону? Хотя, да, у вас же память ни к черту. Сами соврете, а потом сами же и забудете. Да вы проходите, что мы тут с вами стоим, как бедные родственники?
Он закрыл и запер дверь, после чего, невежливо оттеснив Сергея Дмитриевича, устремился в гостиную и поспешно занял второе кресло, так что Шинкареву пришлось сесть на диван, предварительно сдвинув в сторону скомканный плед. Полковник вдруг гулко откашлялся в кулак, вынул, наконец, правую руку из кармана и положил на журнальный столик тяжелый тускло-черный пистолет. Сергей Дмитриевич окончательно убедился в том, что перед ним тот самый полковник, который способен… гм… замучить даже мертвого.
«Что он, с ума сошел? — подумал Сергей Дмитриевич. — Так же, наверное, нельзя… Я же на него жалобу подам… генеральному прокурору.»
