находилась прямо перед Мухой, но вот где расположено это роскошное помещение с огромным, до самого пола окном выходившим в голый, обнесенный высокой стеной яблоневый садик, он понятия не имел.
Он поерзал на гладком плиточном полу, пытаясь устроиться так, чтобы окончательно не сжечь себе спину: змеевик был не теплым, как ему почудилось в полубессознательном состоянии, а довольно-таки горячим. Еще раз осмотрев залитое пасмурным светом просторное помещение, Муха попытался припомнить, как он здесь очутился. Логичнее всего было бы предположить, что он наконец забрался куда-то не туда и его застукали на горячем и ухитрились повязать. Значит, вот-вот прибудет милиция…
«Стоп, — сказал себе Муха. — Милиция, по-моему, уже прибыла. Здоровенный такой дядя в штатском…
Точно! Капитан Нагаев. Кроссовки нашел, гад… Грозился застрелить при попытке к бегству. Значит, не застрелил.
Так это что же, на Петровке такие санузлы? Бред собачий. Постой-ка, я ведь собирался его вырубить и сбежать. Выходит, не получилось?..»
Муха застонал и дернулся, звякнув браслетами наручников — теперь он вспомнил все до конца и понял, что влип основательно. На секунду ему даже стало жаль, что капитан не привел свою угрозу в исполнение: в конце концов, тогда все было бы уже кончено, он бы просто не проснулся, оставшись в блаженном неведении относительно того, ради чего его сюда притащили.
Он смутно помнил, что Нагаев оказался гораздо крепче большинства людей, с которыми был знаком Муха. Вроде бы, чертов капитан что-то с ним сделал…
Муха криво ухмыльнулся. «Что-то…» Это был самый обыкновенный нокаут, но вот последствия у него были какие-то совершенно необыкновенные. Заранее стиснув зубы в предчувствии слепящей вспышки боли, Муха тряхнул головой. Это действительно оказалось чертовски больно, но зрение, кажется, немного прояснилось. Муха никогда не пробовал наркотики, но сейчас ему казалось, что капитан чем-то накачал его для пущей надежности — обыкновенный удар в челюсть не мог привести его в такое расфокусированное состояние. Муха гордился своим умением держать удар — разумеется, в те времена, когда это имело хоть какое-то значение.
Спину припекало все сильнее, и Муха не сомневался, что, если его в ближайшее время не освободят, кожа на спине превратится в сплошной волдырь. Он еще немного повозился, пытаясь устроиться так, чтобы избежать ожогов, но быстро убедился в тщетности своих попыток: над ним явно поработал специалист, и сдвинуться удалось не более чем на сантиметр. Сдавшись, Муха прекратил возиться и обмяк, вернувшись в исходное положение. С губ сорвалось ругательство, и он обреченно покачал головой, услышав, как слабо, почти жалобно оно прозвучало.
Каким бы тихим ни было произнесенное Мухой словечко, его услышали. Вычурная дубовая дверь с узорчатым окошечком в верхней половине бесшумно распахнулась, и в ванную вошел коренастый крепыш с бычьей шеей и круглым, словно нарисованным с помощью циркуля, лицом. Широко распахнутый ворот его белоснежной, жесткой от крахмала сорочки позволял полюбоваться украшавшей его шею толстой золотой цепью, а торчавшая из наплечной кобуры рукоять какого-то очень большого пистолета довершала картину. Незнакомец жевал зубочистку, небрежно перебрасывая ее из одного угла рта в другой, и смотрел на Муху с деланным сочувствием Он подошел и непринужденно присел рядом с пленником на край белоснежного унитаза непривычной конструкции. В руке его вдруг словно по волшебству возник черный трубчатый ключик на кожаном шнурке.
— Горячо, братан? — спросил он. Судя по манере речи и выражению похожего на свиной окорок лица, это был обыкновенный охранник. Муха внутренне усмехнулся: с таким же успехом этот свинорылый амбал мог оказаться каким-нибудь оперуполномоченным. В последнее время и охотники, и дичь стали на одно лицо.
— Сними наручники, — сквозь зубы сказал Муха, стараясь говорить уверенным тоном. — Всю спину мне сожжете, уроды.
— Всему свое время, братан, — сказал охранник и спрятал ключ от наручников в нагрудный карман рубашки. — Побазарить надо, перетереть один вопрос. Ты уже очухался, или мне вернуться попозже?
— Сними наручники, слышишь, — с напором сказал Муха. Его припекало все сильнее, и терпеть становилось трудно. — Если не снимешь, никакого базара у нас с тобой не будет.
Охранник вздохнул и поднялся с унитаза.
— Нет, братан, — сказал он, — ты еще не очухался.
Не хочешь разговаривать — не надо. Грейся, отдыхай.
Передумаешь — крикни! Зуб даю — закричишь ты скоро. Только учти, у меня дел вагон, так что, когда ты заорешь, меня может не оказаться поблизости. Тогда придется чуток подождать.
Муха скрипнул зубами. Ему казалось, что кожа на спине уже вздувается тугими волдырями. Вдобавок ко всему, ему вдруг срочно потребовалось справить малую нужду.
— Сними наручники, — повторил он. — Ты человек или кто? Мне отлить надо.
— Извини, братан, не могу, — со спокойной издевкой сказал охранник. Придется тебе как-то обойтись.
Да ты не горюй, мокрые штаны — это не самое страшное из того, что может с тобой случиться. И потом, змеевик горячий, так что просохнешь ты быстро.
Муха почувствовал себя сломленным. Хуже всего было то, что он был в полной власти захвативших его людей, и они об этом прекрасно знали.
— Кстати, — сказал вдруг охранник, словно спохватившись, и звонко хлопнул себя по низкому лбу. — Совсем забыл, мне же велели тебе укол сделать.
Он покопался в карманах просторных черных брюк и извлек оттуда ампулу, одноразовый шприц и синий резиновый жгут.
— Что это? — спросил Муха.
— Не бойся, это не скополамин. Самый чистый продукт, который можно достать в Москве, не сомневайся.
Приход словишь через пару минут, отходняка почти никакого… в общем, будешь доволен. В зону пойдешь в лучшем виде, за понюх коки будешь туз подставлять кому угодно — хоть урке, хоть чурке, хоть кобелю из конвоя…
Муха забился на змеевике, отлично понимая, что выглядит жалко.
— Не подходи! — зарычал он. — Не подходи, гнида, зубами загрызу!
— Хрен ты дотянешься, — деловито ответил охранник, ногтем постукивая по шприцу, чтобы выгнать пузырьки воздуха.
Муха почувствовал, что близок к настоящей панике.
Эти мерзавцы не бросали слов на ветер и не собирались просто убить его — у них в запасе было кое- что пострашнее.
— Постой, — торопливо сказал он, поняв, что сопротивление бесполезно, — погоди, земляк. Зачем это? Что я вам сделал? Где капитан? Пусть везет меня в ментовку, я все подпишу, любое признание. Ваша взяла. Только не надо колоть меня этой дрянью. И сними наручники, горячо.
— Да ты чего, братан? — фальшиво улыбаясь и держа шприц немного на отлете, удивился охранник. — Да какая ментовка, ты что? Мы своих не сдаем… если они свои. А шприц… Мы же хотели, чтобы ты кайф словил, братуха! Не хочешь — не надо, кто ж тебя неволит? Знаешь, сколько охотников найдется твою дозу урвать? Не хочешь кайфа — возьми деньгами! Главное, работу сделай. Так как?
— Хорошо, хорошо, снимай скорее, — уже почти не соображая, что говорит, пробормотал Муха.
— А работа?
— Сделаю, сделаю, снимай.
Охранник положил шприц на полочку под зеркалом, вынул из кармана ключ и расстегнул наручники.
Он помог Мухе встать и даже поддержал его под мышки, пока тот долго и с огромным наслаждением стоял над унитазом.
— Да, братан, — сказал он, когда Муха закончил и непослушными пальцами задернул «молнию» на джинсах, — долго же ты терпел. Вот это кайф, не то, что какой-то героин. Давай, мой руки, и будем знакомиться.
