Вернется только под утро. Представляешь, какой для него будет сюрприз? Он-то, чудак, думает, что к нему залезть невозможно!
— А ты, я вижу, все продумал, — с непонятной интонацией сказал Муха, и встретились мы здесь, наверное, не случайно… Так ведь?
Кораблев виновато развел руками.
— Ну, бог тебе судья. А что за клиент?
Кораблев наклонился к нему поближе и зашептал:
— Клиент — сволочь. Биржевик, спекулянтская морда. Вот он-то и есть самый настоящий ворюга. Такого и шлепнуть не грех, не то что немного пощипать.
Муха тяжело посмотрел на него, и Кораблев поспешно сменил тон.
— Да нет, это я к слову, — сказал он. — Шлепать никого не надо. Сам понимаешь, это уже совсем другая статья.
— Статья? — переспросил Муха. Упоминание об Уголовном кодексе ему не понравилось.
— Ну, старик, мы же взрослые люди. Конечно, статья. Но ты не дрейфь, дело верное. Попадаются только недоумки, иначе в России не было бы столько состоятельных людей. Сам посуди: зачем мне подбивать тебя на опасное дело? Мы же, выражаясь ментовским языком, соучастники. Ты на тот свет — и я следом…
— Я подумаю, — упрямо повторил Муха, хотя наверняка знал, что согласится: жалкое существование, которое он влачил в последние годы, окончательно встало ему поперек горла.
В тот день он так и не пошел домой. Часов до трех послонявшись по улицам и успев за это время трижды промокнуть под скоротечными дождиками и столько же раз высохнуть, он неожиданно для себя обнаружил, что стоит перед дверью ломбарда на Петрозаводской и с тупым любопытством разглядывает облезлую вывеску. Муха пожал плечами, бросил в лужу окурок и потянул на себя дверную ручку. Под притолокой, совсем как в старинном ломбарде, надтреснуто забренчал колокольчик, и за прилавком словно бы ниоткуда возник Кораблев.
— Пришел? — буднично спросил он. — Ну и молодец. Я знал, что придешь. Пошли, потолкуем.
Он вернулся домой далеко за полночь, опять угодив под дождь, оживленный и немного испуганный, с тремя тысячами долларов в кармане, и обнаружил, что квартира пуста. На кухонном столе его поджидала записка, торопливо нацарапанная рукой жены, в которой супруга сообщала, что она «больше так не может».
— А как ты можешь, сука? — спросил Муха у пустой квартиры, швырнул скомканную записку в мусорное ведро, вызвал такси и поехал в ресторан. В результате он опоздал на работу почти на три часа, схлопотал выговор и впредь вел себя осторожнее.
С женой он увиделся только на бракоразводном процессе. Одет он был по-прежнему, хотя к тому времени ею материальное положение изменилось самым волшебным образом. Заглянув в его ставшие непривычно спокойными и твердыми глаза, жена неуверенно намекнула на то, что разводиться, может быть, и не надо.
— Надо, — отрезал он. — Честно говоря, это нужно было сделать давно.
Жена поняла, что спорить бесполезно, и процедура расторжения брака прошла как по маслу. На прощание Муха протянул ей конверт с пятью тысячами долларов и ушел, ни разу не оглянувшись. Через неделю он сменил адрес и телефон и больше не интересовался делами своей бывшей семьи, ограничиваясь регулярными денежными переводами.
О нем начали писать в газетах. Читая напечатанную там чепуху, Муха от души веселился и делал все, чтобы поддержать свою репутацию свихнувшегося Бэтмена. Постепенно все это стало напоминать веселую игру или криминальную комедию, в которой тупые сыщики безуспешно гоняются за неуловимым и дерзким преступником. Это был своего рода спорт, и теперь Муха нарочно выбирал квартиры на верхних этажах, как уверенный в своих силах альпинист выбирает склон посложнее, пренебрегая исхоженными вдоль и поперек тропами. Ему нравилось шутя брать считавшиеся неприступными крепости банкиров и дельцов черного рынка, оставляя там свои визитные карточки и массу мелких улик, которые ничем не могли помочь проводившим расследование ментам. Ему нравилось по-прежнему ходить на работу и во время редких перекуров жаловаться на низкую зарплату и высокие цены, имея в кармане тысячу баксов на мелкие расходы. Ему нравилась эта новая жизнь, лихая и рисковая, как когда-то встарь, и он был потрясен, когда все в одночасье рухнуло и рассыпалось прахом из-за глупой случайности. Клиент, отсутствие которого на квартире как минимум до часа ночи было ему твердо обещано, неожиданно вернулся, застукав его на месте преступления.
Когда в прихожей щелкнул отпираемый замок и загорелся свет, Муха инстинктивно метнулся к окну, зацепившись ногой за вазу с какими-то сухими цветами и чуть не опрокинул ее. Проклятый веник зашуршал, заставив его замереть на одной ноге. В прихожей наступила нехорошая тишина, и Муха понял, что погорел.
Он осторожно опустил на пол ногу, которую все еще держал на весу, и затравленно огляделся. Выключенный фонарик бесполезным грузом лежал в руке, и он бесшумно затолкал его в карман. Захламленный бумагой, какими-то черепками и корявыми пыльными скульптурами кабинет был идеальной ловушкой: здесь нельзя было ступить и шагу, чтобы за что-нибудь не зацепиться. Сумка с добычей оттягивала руку, как двухпудовая гиря, и о том, чтобы уйти через форточку, нечего было и думать.
С отстраненным холодным любопытством проанализировав свои ощущения, он отметил, что никогда еще так не пугался — даже там, в горах, нарвавшись на засаду и попав под беспощадный огонь. В этом не было ничего удивительного: тогда он был моложе, да и ситуация была совсем другая. Там он был солдатом, за спиной которого стояла огромная страна со всей ее финансовой, идеологической и военной мощью. Здесь же он выступал в роли квартирного вора, и та же страна готова была всей своей мощью обрушиться на него и раздавить в лепешку. Веселая игра неожиданно приобрела излишнюю остроту — к тому, чтобы быть раздавленным, он как-то не успел приготовиться.
Немного утешало то, что на этот раз клиентом оказалась женщина. С женщиной, в крайнем случае, несложно справиться — напугать или, если до этого дойдет, просто дать разок по физиономии, чтобы отлетела к стенке и не путалась под ногами. И — ходу.
Это если она пришла одна. А если нет? Что, если с ней мужчина?
Муха неслышно скрипнул зубами и закусил обтянутую кожаной перчаткой ладонь. Что же делать?
Женщина в прихожей позвала кота. Голос у нее заметно дрожал, но она, похоже, уже начала успокаиваться. Муха попытался поставить себя на ее место. Она слышала шорох, и только. Шорох напугал ее. Женщины, которые сломя голову бросаются навстречу опасности, бывают только в кино. Если она не откроет дверь кабинета сразу, значит, постарается уверить себя, что шорох ей просто почудился.
Хозяйка отправилась на кухню, и Муха понял, что его расчет верен. Она стала действовать так, словно ничего не слышала, а значит, дальше все пойдет по программе: покормить кота, вымыть руки, зайти, черт возьми, в туалет, переодеться… Как только она откроет воду в ванной или щелкнет задвижкой на двери туалета, можно будет спокойно выйти из кабинета и покинуть этот негостеприимный дом. И сразу же — на Петрозаводскую, к этой усатой сволочи. Расслабился, тараканья морда, подвел под монастырь… Я тебе покажу наводку, козел!
Она вернулась в прихожую, твердо стуча каблуками по паркету, и Муха, успевший за время ее отсутствия подкрасться к самой двери, услышал, как поочередно вжикнули «молнии» на ее сапогах и чуть слышно скрипнула дверца стенного шкафа, куда хозяйка повесила пальто. Эти негромкие, какие-то совсем домашние, интимные звуки, издаваемые женщиной, которая не подозревала о его присутствии, странным образом взволновали слегка одичавшего без женской ласки Муху, и он торопливо одернул себя: только этого сейчас и не хватало. На Тверской этого добра навалом, так что нет никакого смысла мараться еще и об изнасилование. Конечно, выряженные и размалеванные, метелки с Тверской не чета хозяйке этой квартиры — женщине, по всему видно, интеллигентной и утонченной, — но с его теперешними деньгами любая баба — не такая уж проблема Та, которой не нужны доллары, польстится на преподнесенные соответствующим образом розы и умный треп… и потом, думать ему сейчас следовало вовсе не об этом.
